– Ты стояла два часа в очереди за моими рубашками? Уму непостижимо.
– Почему непостижимо? Рубашки – высший класс.
– Это ты у меня высший класс…
На Восьмое марта они решили всё повторить. Я уже хозяйничала вместе с его девицами, и пил он в меру, во всяком случае, до Соломенной сторожки дошёл вполне пристойно.
Но был ещё один случай. Витя как-то сказал:
– Я хочу тебя познакомить со своим генеральным. Раз в году мы собираемся втроем, ещё с начальником той моей лаборатории, и празднуем день, когда мы предотвратили третью мировую войну. Что ты так смотришь на меня? Вот они тебе подтвердят!
– Как это можно втроём предотвратить войну!
– Мы разработали противоракетный комплекс. И в этот день был запуск ракеты, которая должна была сбить баллистическую, и сбила. Американцы засекли, и их президент дал обратный ход всей подготовке. Можешь мне поверить, сам Г.В. рассказывал, наш генеральный, а уж он-то знал точно. Вот мы и празднуем. Ты придёшь? Они очень хотят с тобой познакомиться. Я сказал Г.В, что ты пишешь стихи, он тоже пишет стихи и песни, их на всех полигонах поют.
Они мне понравились, особенно Г.В. Всё было интересно и здорово вначале! А потом они пили, пили за Витю, который, оказывается, действительно нажимал эту историческую кнопку на полигоне, за полигоны, за противоракетные войска, за армию, за нашу великую страну.
И ещё отдельно за поэзию и за самую прекрасную женщину за этим столом, а женщина была всего одна.
Потом они уехали, а я и поднять с дивана Витю не могла, и уехать одна не могла, ходила по комнате до вечера, пока он не пришёл в себя. Было сплошное отчаянье. Надо смотреть правде в лицо, я выхожу, уже вышла, замуж за пьяницу.
И опять он не знал, как загладить свою вину:
– Ну, не сердись, не надо, прости меня, дурака!
Больше они не праздновали эту дату.
Со старшим Витиным сыном, Иваном, я познакомилась ещё в Соломенной сторожке. Он не приводил туда сыновей, долго не приводил. Наверно, не верил, что я у него навсегда, а ещё с одной женщиной на время знакомить не хотел.
Но тут сломался мой магнитофон, «Электроника». Я его использовала, как диктофон. Когда он в очередной раз сжевал плёнку с репортажем, я не выдержала:
– Я так работать не могу! Мне на Сахалине обещали японский, но у них не получается, наверно, и там дефицит.