– Пошли танцевать!
– Ты чо, я не умею. – Запястье высвобождать не хочется.
– Научу, давай. Чо у нас такие мальчики стеснительные, блин!
– Позови Чернышкова, – говорю. Руку только не разжимай. – Ему вон делать нефиг.
– Да ты офигел. – Разжала. И сморщилась, как будто лимон укусила.
– Шучу! Да я, кстати, никакой не стеснительный, вот не надо!
И пошел. Охотно даже. Подвигался как-то… В цветомузыке все равно ничего не видно, к счастью. Тут диск-жокей – это недавно так стали называть тех, кто на мафон кассеты ставит, хотя ни дисков у них нет, ни коней, – завел медляк наконец, «Тайм» «Скорпов». Тоже, конечно, фигня, а не рок, но хоть что-то. Я уже собрался запрыгнуть обратно на подоконник, как Лама меня обняла за шею и говорит, что сейчас медленный.
– Ты меня не стесняешься? – говорю.
– Ты о чем?
– Ну, я тебя ниже на полголовы.
– Я на каблуках.
– Значит, на целую голову.
– Ну что ты ерунду говоришь. Как тебя можно стесняться – ты хороший мальчик, тебя все любят.
– Не хочу, – говорю, – быть таким.
– А каким хочешь?
– Любым. Только не мелким.
– А мелким – это в каком плане?
– В плане роста.
Я вздохнул; даже если ей непонятно, то чего уж от других-то ждать.
– То есть хочешь быть высоким стройным красавчиком, как Мартин Харкет?
– Ну и фамилия…
– Это солист «Ахи».
– Кого?
– A-ha, группа такая, американская.
– А, знаю. Попса. Кстати, они не из Америки, а из Норвегии.
– Да? А чо тогда по-английски поют?
– Чтоб всем понятно было.
– Это, наверное, тебе одному понятно, ты ж спец у нас.
– Чо там понимать – попса ж.
– А я просто слушаю, ради музыки. Нормальная, чо.
– Ну, в общем, да. Не «Модерн токинг» этот дерьмовый.
– Тоже ненавижу.
– Я люблю тяжеленькое. Как цеппелины.
– Ой, папа мой их обожает. У него пластинки даже импортные есть.
– Покажи?
– Легко. Заходи как-нибудь. Короче, ты не комплексуй, понял?
– Из-за чего?
– Из-за всего, из-за чего ты там обычно…
– Я на физре последним стою, как…
Чуть не прибавил «как недомерок». Хорошо, что темно, – моих красных щек не видно. В темноте краснеть – как плакать под дождем.
– Физра, – сказала Лама строго, – это все фигня, не это главное в жизни. А ты, типа, спортом занимайся: бегай, прыгай, на перекладине виси – и вытянешься.
– Правда, что ли?
– Конечно. Куда денешься-то.
Лама приложила мне ладонь на грудь. Я посмотрел на ее руку. Ногти чуть выходят за пальцы. Не накрашены, но это взрослые руки, женские. Лицу моему вдруг стало совсем жарко, хотя мы вроде все растанцевались уже до пара из ушей. Н-да… непонятно, от чего это у меня. А вот, кстати, у Коровы пальчики до сих пор детские, даже когда ногти ее полукруглые вдавленные намазаны модной ядовитой краской.