А нам, всем родным, повезло.
В 9:07 по питерскому Валя прислал селфи – он в гражданском, а рядом парень в форме.
В 12:16 – прислал фотографию билета Санкт-Петербург – Омск на 014-е место десятого вагона (за 5894,9 рубля).
– Сухпай дали? – спросила я в соцсети.
А потом как-то сразу наступило двадцатое число.
Такого масштабного праздника я в нашем доме не помню.
Я никогда не перетирала такое количество стаканов и тарелок, никогда не тащила по подъезду от соседей столько стульев и табуреток.
Мама никогда не готовила в таких масштабах картошку с курицей и такое количество голубцов (от волнения и отсутствия опыта она то пекла их в духовке, то тушила в скороварке, и все равно «запорола»).
Папа давно не проводил столько времени в зале – зал много лет был для него проходной комнатой.
Я поехала на вокзал на такси, единственный представитель семьи со здоровыми ногами, не трясущийся над картошкой.
Поезд № 14 подлетел к четвертому пути стремительно, мы – огромная любящая приехавшего толпа – бросились за нужным вагоном, потому что не могли допустить, чтобы Валя вышел к пустому перрону.
И не было вот этого: «Из вагона шагнул совсем другой человек, высокий и статный», нет, он был такого же роста и такой же родной. Да, он был в форме, и форма была единственной новой деталью. Для пущего впечатления Валя вышел из вагона без теплой куртки, только в той, на которой были криво наклеены шевроны, а на спине виднелась надпись «Росгвардия», в тонких брюках и красном берете.
Да, форма была измята, но производила впечатление. А более всего впечатлял берет, даже не красный, а такого сложного цвета, взявшего что-то от вишни и от борща. Берет впечатлял потому, что прежде мы видели Валю во всем, кроме этого: в ушанке и балаклаве, в шлеме и кепке, но чтобы в берете, красной тарелке с черным кантом и значками, такого не было.
Валя был родной, а берет совсем непривычным, и вместе они были именно тем, кого мы ждали – родного, но изменившегося, повзрослевшего, высокого, статного.
Лиза и Валя обхватили друг друга. Я получила объятия третьей. Кто был вторым? Не запомнилось.
Домой ехали на двух машинах:
– Вы только без нас не входите!
– А вы без нас!
Мама обняла Валю с улыбкой, а папа заплакал.
Валя не плакал, и что именно он чувствовал, никто не знал. Гришковец позволил заглянуть в голову вернувшемуся со службы, да, но головы-то у всех разные, свои.