«Надо было слушать все эти дурацкие гороскопы, – подумала девушка, вглядываясь в дождь и не видя там ничего, кроме, собственно, дождя. – Ладно, главное – ждать. Хуже уже не будет».
Уж сколько раз твердили миру, что вслух эту фразу говорить не стоит, – уши есть не только у стен, но и у всего мироздания в целом; если подумать, то все вокруг – это какое-никакое, а ухо вселенной, ну или хотя бы ушко.
Мир, вселенная, судьба – у нее много имен – всегда была той еще манерной мадам, и, когда по ней ударяли молотом, как по листу железа, который нужно выпрямить, она вздрагивала в ответ.
Вибрация ее могла перевернуть все с ног на голову.
Фонарь поблизости – путеводная звезда во всем этом великом потопе – замерцал. Девушка вгляделась в дождь – на этот раз там было что-то еще, кроме воды.
Это что-то двигалось.
– Эй! – крикнула девушка. – Эй, вы не промокли?
Вам нужен зонт?
Вопрос получился абсолютно типичным и глупым, но ничего умнее девушка не придумала.
Ответа не было. Фонарь снова моргнул. Потом из-за серой пелены дождя, будто бы кто-то приложил влажные губы стеклу и зашептал, раздался голос:
– Именно плоть всегда губит душу…
– Простите?
– Я плюнул в лицо своему богу! Все для тебя, чаровница! Чтобы быть достойным твоего ада!
Все-таки прав был Гамлет – не стоит ждать ничего хорошего от дождя.
* * *
Прикрытая ширмой из дождя, на город глазела полная луна, широко раскрыв свой мистический зрачок. Приглушенной желтой кляксой повиснув в черном дождливом небе, она пускала свет по узким улочкам, прикрывая то, что должно быть прикрыто, и обнажая то, что должно быть обнажено. Ее матовое свечение туманом кралось по сонному городу, неся с собой безмолвные тайны.
Город засыпал – не разом, не целиком, а, как и любой другой, постепенно, не спеша, от одного погасшего света в окне к другому, и сон, жидкий, душистый, скользил от сознания к сознанию, вытворяя там все, что душе угодно.
О сознание Фауста он споткнулся – доктор не спал.
Фауст сидел за письменным столом и работал, исписывал листы бумаги карандашом, хотя в верхнем ящике лежала целая стая ручек. В углу мирно дремал черный пудель, и доктор периодически вздрагивал – ему казалось, что собака проснулась и, чего доброго, сейчас откусит ему ногу.
«Нет, все-таки надо было завести кошку… – подумал будто кто-то другой внутри Фауста, тут же получив пощечину от самого себя. – Нет, все правильно…»