Успеваю схватить уголок одеяла и натянуть его себе по самую шею. Объяснить Кристине, почему я нагая внизу, а сверху в бюстгальтере, будет проблематично. Матиас успевает исчезнуть, но его теплые руки остаются на моем животе, заставляя тело реагировать. Изо всех сил пытаюсь сохранить безмятежность и равнодушие.
Кристина говорит по телефону на русском языке, поэтому я не понимаю ни слова. Судя по дружеской интонации, на связи подруга. Я изначально думаю, что Кристина меня не заметила, когда входила в комнату. Она говорит еще минуту, затем убирает телефон в сумку и некоторое время стоит ко мне спиной, роется в своих конспектах.
– Почему ты не в университете? – спрашивает она, одновременно перелистывая тетрадь за тетрадью.
– Я? – удивляюсь.
– А ты думаешь, сможешь спрятаться под грудой одеял?
Смахиваю невидимую руку Матиаса с бедра и тут же ловлю любопытный взгляд Кристины.
– Э… надо потравить комаров, – быстро нахожусь с ответом.
Кристина, наконец, находит то, что искала и кладет конспект в сумку.
– Так чего на лекции не пошла?
– Нездоровится сегодня, – разыгрываю больной голос. То, что нездоровится – отчасти правда, ведь я однозначно заболела Матиасом, и после того, что было несколько минут назад, испытываю лихорадочное желание все повторить.
– Смотри, – говорит соседка, – а то отчислят за пропуски в самом начале учебного года.
– Надеюсь, пронесет, – устало произношу, а потом краем глаза замечаю, как Матиас толкает свои вещи под кровать. Чтобы обратить внимание Кристины на себя, начинаю стонать от мнимой головной боли. – Ненавижу болеть.
На лице Кристины появляется беспокойство.
– Ты что, вчера под дождь попала и простыла?
– Под какой дождь?
– Ну как… – протяжно произносит Кристина, – не слышала новости? Мне кажется, что нет человека в Нью-Йорке, который не знает о случившемся вчера. По телевизору передают. Да и универ на ушах стоит!
– Да что случилось? – нервничаю я. Чувствую, как Матиас гладит меня по плечу, чтобы я не волновалась.