Он выскочил из кареты, резко указал кучеру ждать его поодаль и сразу приступил к делу, попросил меня уделить ему не менее часа времени и выслушать его.
Я с удовольствием согласился исполнить его просьбу, и не только из естесственного уважения к его сану и личным качествам, но и помятуя о бесконечной чреде бесценных и крайне полезных мне услуг, которые он оказал мне за время нашей дружбы.
Чтобы иметь возможность расслышать его речи я предложил лечь на пол, но он попросил меня взять его в руку и держать у уха, пока он не изложит наболевшее. Я согласился. Он приступил к теме своего разговора и первым делом поздравил меня с моим освобождением, открыв мне, что и в этом он принял посильное участие и моя свобода – заслуга и его, и сказал, что если бы не сложившаяся при и дворе ситуация, не видать бы мне свободы, как своих ушей. Секретарь пояснил, что сколь бы блестящим не выглядело финансовое, социальное, да и любое другое положение в государстве с точки зрения туриста-иностранца, гораздо страшнее невидный для глаза внутренний раскол непримиримых и пребывающих в непрерывном столкновении политических партий, а также нависающая над этим угроза войны со стороны вечного и очень могущественного противника Лилипутии. Далее он просвятил меня, что с незапамятных времён, примерно семьдесят лун назад Империя обзавелась парой смертельно воюющих политических партий – партии Тремексенов и партии Слемексенов, чьи названия и политические платформы проистекли из высоких каблуков, которые были обязаны носить члены одной партии, и низких, которым присягнули другие. Согласно всеобщему предубеждению, высокие каблуки являются проникновенным свидетельством уважения к древнему государственному устройству и по существу высокие каблуки преставляют интересы консервативной части общества. При этом Его Величество по какой-то причине сделал распоряжение, чтобы правительственные должности, а также дарованные короной привилегии были дарованы только низким каблукам, как это всем понятно. Я надеюсь, вам также было заметно, что каблуки самого Императора всегда были ниже, чем у всего двора на один дрерр (одна четырнадцатая доля дюйма) и посему больше напоминали домашние тапочки. Антагонизм и презрение между этими враждующими партиями таковы, что они никогда не садятся за один стол со своими врагами, чтобы есть и пить с ними бок-о-бок, и они никогда не обмолвятся с врагами даже словом.