Дельфин умирал.
– Эх, брат – вздохнул старик, – не сумел удержаться в море, лишним оказался в нём, выбросило оно тебя. Так бывает. Что же делать с тобой? Стащить в море, сквозь нефть ты не пробьёшься, оставить на суше задохнёшься. Так бывает, – повторил он, – когда все отворачиваются от тебя, и ты оказываешься ненужным.
Старик стащил полотняную куртку, смотал её в крепкий жгут и начал вытирать дельфина, сбрасывая толстые пласты нефти. Это была нелёгкая работа, но он не помнил, что было время, когда не утруждались бы его руки. Очистив дельфина, старик увидел, что его спина имела коричнево – синюю окраску, живот – светлый. По бокам пролегали полосы, переходящие из светло – жёлтых в серые. Отбросив куртку, он, нагнувшись, обхватил дельфина за туловище, поднял и прижал к груди.
– Тяжёл ты, брат, – сказал старик, – но я пока ещё не слаб, дотащу тебя к дому, там у меня есть бассейн, поживёшь в нем, пока море очиститься, а потом и на волю отпущу тебя, а может и нет, если понравишься мне, и мы, – он спохватился, вспомнив, что существует безжалостное время, которое, обрушиваясь на дельфина, забивает его дыхание.
Нести дельфина было нелегко, всю ночь старика мучила язва, она доставала резкой болью под ложечкой, и ему хотелось сбросить дельфина, улечься животом на песок, чтобы хоть немного притушить резь, но он терпел, порой его ноги сплетались, часто вязли в песке, плотный пот хлыстал по лицу, постоянно приходилось мотать головой, сгоняя его с глаз, чтобы не потерять дорогу и не завалиться в густые кустарники, разросшиеся по сторонам тропинки. Старик сбросил ботинки, иногда от напряжения ему приходилось падать, рот забивался песком, но, потом отхаркавшись, снова вставал и шёл, изредка останавливался, чтобы отдышаться и поговорить.