Она вытащила из ящика стола визитку и протянула мне:
– Здесь номер его мобильного радиотелефона, который всегда при нем. Слышал про такое изобретение?
– Видел в заморском боевике, – пролепетал я, ошарашенный настолько, что застучало в висках. – Кого предстоит развлекать?
– Его полоумную мамашу. Скажу откровенно – экземпляр еще тот. Будучи моей свекровью, кровушка пила регулярно. Укоряла, мол, я, бесстыжая деревенщина, вышла замуж исключительно из-за ленинградской прописки. А я и не скрывала. Говорила: будете оскорблять, треть квартиры оттяпаю. Но пожалела, несчастных!.. – взвизгнула Авдотьина и, свалившись в свое директорское кресло, вдруг радостно заулыбалась: – Змею подколодную забавлять – рискованное предприятие, Демьян. Старушка после инсульта, но все еще извивается и шипит. Но ты не тушуйся. Если остро нужны бабки, перетерпишь. Из-за денег люди и не такое соглашаются…
Выйдя из клуба, а потом из заводской проходной, поплелся на трамвайную остановку в состоянии чудовищного раздрая. Долги и четвертый месяц без зарплаты принуждали меня забыть про амбиции и не привередничать. Готов был согласиться на что угодно, только бы платили. Но быть сиделкой у больной, скучающей старухи – на такой кульбит, увы, я был не способен.
Оказавшись в трамвае, невольно, вспомнил слова Авдотьиной про шоколад. Значит, Ленька действительно способен щедро раскошелиться, иначе бы Варвара промолчала. Не той она породы, чтобы трепаться попусту, когда решается что-то по-настоящему серьезное. Даже в том случае, если лично ее это не касается.
Придя домой, наткнулся на сочувствующий взгляд Илоны – моей жены:
– Как поживает Варвара?
– У нее все отлично, – буркнул я и направился было в свою комнату. Но Илона меня остановила:
– Предлагаю откушать, – шутливо сказала она. – Бульон, правда, из кубиков, зато гренки настоящие – на сливочном масле.
– Спасибо, потом…
Войдя в комнату, я плюхнулся на диван, перевалился на спину и закрыл глаза. Есть хотелось ужасно, но подняться не было никаких сил. В первую очередь, моральных. Чувствовал себя кругом виноватым дураком, превратившимся в хронического иждивенца.
Сегодня, вспоминая эти черные дни, я с трудом нахожу причины для столь болезненных переживаний, но тогда происходящее воспринималось как самая мрачная, тупиковая полоса моей жизни.