Первым до меня добрался какой-то пузатый потный лейтенант. Так торопился, что обогнал всех.
– Где немец?
– Вон, – я кивнул в сторону пилота, засовывая кобуру с пистолетом и фляжку за пазуху. Отберут еще…
– Эй, да он же мертв! В него стреляли!
– Так и он стрелял, – я ткнул пальцем в сторону Иванко.
Лейтенант начал обыскивать фашиста, достал документы.
– Фридрих Айзеншпис… – прочитал он, запинаясь. – А где парашют?
– Ветром унесло… – я махнул рукой в сторону поля.
До нас доехала полуторка, оттуда высыпали галдящие танкисты. Выяснять, куда на самом деле пропал парашют, краском дальше не стал, отвлекся.
– …если жив, повесить его…
– Вон он, паскуда…
«Мазута» была сильно злая за недавнюю бомбежку, как бы мне не досталось за компанию. Бочком, бочком я отошел к забору.
* * *
За парашют пришлось побороться. Сначала, забрав труп немца, уехали танкисты с лейтенантом. Затем мрачные санитары погрузили тело Иванко на подводу. Зыркали на меня нехорошо – как будто это я его убил. Хорошо, что я успел прибрать его винтовку.
Дождавшись их ухода, я перелез за забор. И тут меня уже ждал сюрприз. Фигуристая чернявая бабенка деловито утаскивала шелк в дом.
– А ну стой! – прикрикнул на нее я. – Мой трофей!
– Был твой, стал мой. Мыкола, Мыкола! – покричала в дом бабенка.
На двор вышел мощный квадратный мужик с пудовыми кулаками. Померялись взглядом. Я демонстративно щелкнул затвором мосинки.
– И шо? – хмыкнул квадратный. – Штрелять будешь?
Он еще и шепелявил.
– Стрелять не буду, – покивал я. – А до военкомата Брод дойду. Мобилизация идет, слышал? А такой гарный хлопец у бабы прячется.
– Жинка цэ моя! – набычился мужик. – Не ховаюсь я – нема ще повисткы!
– И парашют ваш.
– Наш! – с заминкой ответил «квадратный». Уже не так уверенно.
Мне этот шелк до зарезу нужен. Почти четыре года будет длиться война. И все эти годы в грязи, холоде и вшах придется провести. Шелковое белье – лучшее средство от насекомых. Не держатся они на нем, соскальзывают. Да и сменять шелк на что угодно и где угодно можно.
– Пополам, – решился куркуль.
– Треть! – подытожил я.
– Пошли резать, – вздохнул селянин.
* * *
В итоге отдал половину. Бродовцы предложили мне с собой солдатский сидор, сало с вареной картошкой, две буханки душистого, только что испеченного хлеба. Я начал обрастать имуществом и едой.