– А кому ты веришь, если не врачам? Сам себе сможешь помочь?
Максим потёр лоб ладонью.
– Я, знаешь ли, и сам врач, не дурак… – Максим будто потерял мысль. – У меня башка разболелась от твоей болтовни. Я пойду. Ещё раз увижу рядом с женой – твоё смазливое личико не узнает мать родная.
– Всего хорошего, Максим.
Максим вышел, качая головой, хлопнул дверью.
Я держался молодцом. Снял серую рубашку с тёмными разводами от пота. Да, я держался молодцом, но было страшно. Он ведь отчасти прав? Или нет? Изменяет ли ему жена? Если б сам не слышал их ссор, не подумал бы, что он способен бить женщину. Хотя чего только алкоголь не делает с людьми, дело известное. Для таких простых истин не нужно быть психиатром.
Я подумал, что нужно позвонить или написать Вере. Но мало ли он и телефон её контролирует?
Я всё больше и больше чувствовал, что втягиваюсь в какую-то мутную историю и добром она не закончится. Словно отчаянный самоубийца я нажимал на педаль, зная, что впереди обрыв. Но казалось, что можно затормозить в любой момент.
– У него держится температура. Наше лечение, к сожалению, не помогает, Сергею становится хуже. Поэтому мы снова вынуждены провести электро-судорожную терапию, чтобы попытаться спасти вашего сына. Но не как раньше. – Мать закрывает рот ладонью, влажные глаза блестят. – На этот раз ток будет максимально допустимым и сеансов будет больше.
Я формально повторил суть процедуры и взял её письменное согласие.
– Ну, чего дрожишь?
– Да нет, всё в порядке.
Я стою рядом с Ризо, перебираю в уме, где мы могли ошибиться, что я мог сделать иначе.
– Не первый и не последний раз, – бодро говорит главврач, хлопая меня по плечу.
На мониторе цифры. Всё в норме. Можно начинать. В палате реаниматолог и две медсестры.
Я смачиваю два электрода и накладываю в височной области. На аппарате, размером с коробку от инструментов,, выбираю максимальный ток, смотрю на серое существо на кушетке. Ну, с… Нажимаю пуск.
Лицо Серёжи подёргивается, рот приоткрывается, затем сжимается. Зафиксированные руки и ноги ритмично дрожат. Всё заканчивается быстро. Я слышу в ушах своё сердце. Серёжа спит. Через два час я захожу к нему в палату. Серёжа так и лежит, как положили, распрямившись. Только открытые глаза буравят потолок.
– Всё будет хорошо. Всё будет хорошо, – глажу я его по лохматой голове.