Иоанна уложили на ту же постель, с которой он совсем недавно с таким позором вскочил. Горницу, конечно, выдраили, перину поменяли, но очнувшемуся цезарю все равно повсюду чудился кислый запах блевотины. Рядом возвышались взволнованные лица Прокопия и Лу́ки, у дверей в толпе своей родни застыл Элисун, все они что-то спрашивали, сами же отвечали, и в конце концов создавали один невообразимый гул в похмельной голове Иоанна. В этом всеобщем словоизвержении он уловил только одну приятно удивившую вещь – никто не вспоминал о его позоре.
«Моя пропажа, – подумал Иоанн, морщась от головной боли, – спасла меня от унижения».
Он еще раз взглянул на запавшие глаза своего дяди и добавил уже с присущей ему иронией: «Если не считать близкое к инфаркту состояние Прокопия и чуть не разразившуюся войну с вендами, то мое похищение имеет одни положительные последствия».
В общей какофонии лейтмотивом звучал главный вопрос: где ты был и что с тобой случилось? Иоанну совсем не хотелось рассказывать ни о странных похитителях, ни о разговоре с ними – хотя бы потому, что он сам уже начал сомневаться, а было ли все на самом деле. Поэтому, наступив на свое природное отвращение ко лжи, он впервые соврал своему единственному другу и наставнику:
– Дядя, я лишь смутно помню, как выскочил на крыльцо, упал в траву – и все. Вырубился! Очнулся, только когда вы меня растолкали.
В миг заскучавшие лица вендов наглядно показали, насколько они разочарованы. Неизвестно, чего они ожидали, но поверить в то, что человек, которого всем народом столько времени искали, оказывается, просто спал, к тому же под самым носом, было невыносимо трудно.
Жирную точку этом спектакле поставил Прокопий, неожиданно воспрявший духом. Обведя грозным взглядом собравшуюся в дверях толпу, он потребовал, чтобы все немедленно убрались и освободили покои цезаря. Маленький пухлый человечек наступал на огромных вендов, и они пятились перед ним, уступая его праву заботиться о своем государе.
«Как стая львов перед рассерженным кроликом», – умилительно подумал Иоанн о человеке, заменившим ему отца.
Захлопнув дверь, Прокопий уже не смог остановиться и продолжил командовать.
– Иоанн, вы должны поспать. А вы, Лу́ка, останетесь охранять цезаря.