Пашка в задумчивости почесал нос. Зная своего друга, я уже поняла, что про «наследие предков» ему не очень интересно, но какой-то вопрос родился в его гениальной голове, а сейчас, вертится на его языке. Вся беда была в том, что его гениальная голова не всегда успевала контролировать этот его язык. Поэтому, я слегка насторожилась, готовая вмешаться в любую минуту. Чтобы не дать брякнуть Пашке чего-нибудь лишнего, я обратилась к Флоре Зигмундовне.
– Тема очень интересна, я бы даже сказала, загадочна. Мне об этом немного рассказывал мой дед, который воевал в этих краях. Если вы позволите, я приду одна в следующий раз. А теперь нам надо идти. Примите нашу благодарность, за то, что потратили на нас свое бесценное время. – Не иначе и на меня начало оказывать влияние здешней атмосферы, что я заговорила «высоким штилем».
Старушка нам улыбнулась, и поспешила заверить, что всегда будет рада нашему приходу, потому что, по ее словам, нынешняя молодежь совсем перестала интересоваться историей. Мы уже собрались уходить, когда Пашка вдруг, непонятно с чего, решил выступить с очередным сольным номером.
– Скажите пожалуйста, а вы знаете такого историка Крестова Аристарха Евгеньевича? – И уставился на бабульку с любопытством.
Я мысленно закатила глаза. Все ж таки, не уследила! Дался ему этот Крестов! Может и вправду, загипнотизировал его пока ехали в поезде? Я уже собралась схватить Пашку за руку, чтобы уволочь его из музея, как обратила внимание на реакцию Флоры Зигмундовны. При имени Крестова, радушная улыбка сползла с ее лица. Она будто вся окаменела. Брови медленно сошлись на переносице, взгляд сделался холодным и каким-то колючим. Совершенно другим голосом, от которого, будто холодным сквозняком потянуло из коридоров музея, почти не разжимая губ, она спросила:
– Откуда вам, молодой человек известна эта фамилия?
Пашка слегка растерялся от такой резкой перемены в настроении старушки, и стал лепетать что-то невразумительное по поводу нашего дорожного знакомства. Вид при этом имел весьма жалкий и извиняющийся. Флора Зигмундовна слегка смягчилась. Но, только слегка. Брови чуть разгладились, и она произнесла официальным голосом:
– Прошу меня простить, но у меня очень много работы. Всего доброго. – И, развернувшись, с высоко поднятой головой, направилась прочь от нас вглубь музейных залов.