Прошло-то всего ничего, пара недель после разговора с царем, как старый Давид неожиданно вновь стал чувствовать проблему со зрением. Однажды утром, совершенно внезапно, без каких-либо предварительных намеков и симптомов, отказал левый глаз. Конечно же на оставшийся другой, правый глаз, нагрузка увеличилась вдвое. А смотреть Давиду было за чем: спелость поставляемых на кухню фруктов, соответствие стандартным величинам размеров привозимых арбузов и дынь. Наполнены ли до верху мешки и баулы с сыпучим товаром, достаточно ли зарумянены свежие, прямо из тандыра лепешки «оби-нон». Достаточно ли жирный приведен барашка для ежедневного шашлыка?
Из старого барана не то, что шашлык-машлык, но даже и даже простой куардак не сделаешь – любил говорить царь Сахердан, когда заходил на кухню.
А следить за всем этим кому? Правильно, Давиду.
Два или три дня еще прошло, «перетрудился» и правый глаз. Опять весь мир превратился в молоко. Ослеп бедный Давид полностью и в этот раз, как он догадался – видимо уже навсегда.
Царь, конечно, расстроился, но, воля Всевышнего, отпустил старика домой к жене доживать последние деньки-годочки и пенсию небольшую назначил – две трети от оклада (все-таки госслужащий). Грустно, а что поделаешь? Перед болезнью и цари бессильны…
Но самое болезненное для старика было то, что теперь уже самому ему не то, что трудновато будет вернуть кровно нажитое, а совсем невозможно. Пришлось искать альтернативные пути…
– Пошлю Торию, – решил он.
Но прежде, чем отпустить сына в дальнюю дорогу, решил Давид преподать ребенку отеческий урок, как когда-то его наставил мудрости житейской его отец Товиил. Призвав сына, он начал говорить.
– Сын мой! – обратился отец, – когда я умру, похорони меня и не покидай матери своей; почитай ее, делай угодное ей и не причиняй ей огорчения. Помни, сын мой, что она много имела скорбей из-за тебя еще во время чревоношения. Когда она умрет, похорони ее подле меня в одном гробе.
– Ты знаешь, сын мой, – далее медленно и сосредоточенно стал произносить Давид. – Земля наших отцов находится далеко отсюда. И ты можешь считать, что наша семья, как и наш народ находятся в этой земле, как в рабстве. Что наше состояние – это несвобода. Но это не так. Пока мы все вместе или каждый из нас находится вместе с Богом наших отцов, мы всегда будем оставаться свободными – как бы не думали по этому поводу окружающие. Если кто-то из них считает по-своему – это его дело, пусть! Главное же, что по-ни-мать под словом «сво-бо-да»?