• • •
«У меня ощущение, что, как белый мужчина, я не могу вообще ничего говорить, не рискуя кого-то задеть», – улыбнулся немецкий учитель, пригласивший ее к себе на урок. Трое его учеников полагали себя небинарными личностями, еще один переехал сюда из Техаса, так что она представляла его с лассо на поясе – скоро он станет мужчиной и не сможет вообще ничего говорить! В каком-то смысле она сочувствовала учителю, чьи волосы напоминали деталь от конструктора «Лего», но в другом – более конкретном смысле – она еще не отошла после банки дешевого немецкого энергетика, который выпила утром. «Единственный возможный ответ… значит, заткнитесь», – сказала она ему громче, чем собиралась, и подумала, господи боже, это сколько же там кофеина? «Ой, нет. Уже звонок», – печально проговорил он, хотя она не слышала никакого звонка. Учитель нахмурился, глядя на нее, и смысл этого взгляда был вполне очевидным: она закончила все уроки по всему миру, и больше уже никому не позволено чему-то учиться – и особенно ему, учителю.
• • •
Недавно назначенный диктатором американский посол в Финляндии устроил ей экскурсию по своей резиденции. Он был помешан на Данте и заказал для своей личной коллекции набор шахматных фигур в виде исторических личностей, упомянутых в «Божественной комедии». «Но я их немного осовременил, – сообщил он с этаким сладострастным самодовольством, характерным для дедушек-республиканцев в таких ситуациях. – Добавил одного деятеля к плохим парням. Сможете его найти?» Это был Гитлер. «И одного деятеля к хорошим», – сказал посол, его лицо осветилось радостным ожиданием, как у президентской собаки. Она поглядела на доску. Это был – без вариантов – Рональд Рейган в ковбойской шляпе.
• • •
Что было делать с мальчишками? Что делать с мальчишками?
В Нидерландах она познакомилась с парнем, который теперь был марксистом, а раньше – «криптофашистом, проводившим агитационно-пропагандистскую работу в даркнете». Как все фашисты, втайне он тяготел к покорности и больше всего на свете хотел обнимать женщину – столько времени, сколько она позволит. Он подхватил ее, стиснув в объятиях, чтобы продемонстрировать, как это будет, с поразительной силой и элегантностью; усадил ее к себе на колени и вздохнул с почти запредельным облегчением. «Ты доволен? Ты счастлив?» – спросила она. Он кивнул, как ребенок, еще не умеющий говорить, и вжался влажным лицом ей в шею. «У тебя такие мягкие волосы, – прошептал он. – Можешь сделать мне тоже такие же мягкие волосы, как у тебя?»