– Война? – переспрашивал я, будто мне не хватало устрашающего воздействия раз произнесённого слова.
«Война! Война!» – вторило эхо вопящей Родины, пробивая корабельную обшивку.
– Зачем? – немного глупо спрашивал я. Сорвалось.
– Зачем? Ха! Чудак ты! «Почему?» – вот самый точный вопрос, – отвечал мне тот из экипажа, кто первым вслух сказал это слово. Остальные, составившие кружок вокруг него, предосудительно смотрели на меня.
– Почему?
– Именно, «почему», а не «зачем»! Ресурсы! Опять не поделили ресурсы колоний, всё просто! – слышал я многозначительный ответ, объясняющий всё в нашей пыхтящей на ухабах жизни.
– Да-а, – протягивал я и махал рукой.
Так я уходил от всяких разговоров о войне. Не моё, да и не может она быть настоящей здесь, посреди такого целостного, оттого прекрасного, безмолвия Космоса. К тому же – разве у нас мало ресурсов? Да их с лихвой хватит на тысячи, и тысячи, и тысячи лет. Может быть, даже миллионы.
Кружок смыкался, к нему присоединялись новые слушатели, в основном молодые навигаторы, инженеры, техники. Они старались пролезть, услышать хоть что-то и слышали измышления, раскачивающие их самих, а за ними нашу лодку-корабль. И в каждом произнесённом слове им слышалось слово «война» – хлёсткое, как свист порвавшейся струны.
– Космическая дыра их сожри! – взрывался в конце концов какой-нибудь разведчик ещё моего поколения одним из первых. – Сто лет в обед, а твердят одно и то же: всё, что мы вам должны, то прощаем, а ваши долги будьте добры отдать. И договориться не могут. Даже тут позавтракать спокойно не дают! И-э-эх! – слышался удар его ладоней об стол.
Хлопок уносился прочь, и, словно наблюдая за ним, все повернулись в сторону обшивки корабля. Вглядываясь в неё, как будто она была прозрачная.
– Их бы сюда, в космос! Поняли бы тогда, что значит жить!
Старые разведчики, вновь ухватив краюшку дряхлеющего вместе с ними чувства всепоглощающей свободы, каким одаривает космос в первые годы знакомства с ним, согласно кивали: что те могут знать о жизни у себя там, в уютных кабинетах? Где им понять жизнь, глядя только на её, пусть и искусно нарисованную, но картину за окном? Как они могут решать, что жизнь, что война?
Молодой же экипаж, ещё не разучившийся смотреть в сторону дома, ясно ощущающий неослабевшие, пока, нити, тянущиеся через бесконечное пространство к оставленным воспоминаниям, всё ещё управлявших их чувствами, плотнее группировался и продолжал шептаться.