Когда же пакеты Рындиной (тщательно ею пересчитанные) выстроились наконец у трапа самолёта, стало понятно, что их количество вытесняет стилиста, визажиста, фотографа, астролога, кардиолога, Эксперта по трём «Э» и даже лайф-коуча.
– Не люблю шопинг, – извинительным тоном проговорила Маруся Первая, поправляя выбившуюся из-под короны прядку волос, – не люблю, вот клянусь, но надо.
– Та же фигня, – подхватила стилист, которой в конечном счёте пришлось брать билет на регулярный рейс и лететь на следующий день вместе с другими сопровождающими.
Что касается Стефаниды Потомственной, то её отправили компанией-грузоперевозчиком, хотя главный менеджер отеля и предлагал тарологу остаться у них в качестве украшения, так как угол, облюбованный ею в течение двух с половиной недель, теперь осиротел и выглядел оглушительно пустым. Мне же, друг мой, удалось незаметно пристроиться между пакетами Prada и Gucci, на счастье, огромными.
На Дубай опрокинулась смоляная ночь, когда бизнес-джет с Рындиной, Госпожой и Зинаидой Михайловной на борту оторвался от земли. Море, разлившееся под ним, такое же чёрное, как безжизненное небо, будто проваливалось в бездну, и эта бездна вдруг рассыпалась мириадами огней, пылающими ярче звёзд, словно небо и земля поменялись местами, но вот померкли и они, растворились в бездонной тьме, как постепенно гаснут вспышки салюта большого праздника, самолёт набрал высоту. Маруся Первая отстегнула ремень, бойко поднялась с кресла и, крикнув стюардессе «шампанское!», принялась осматривать пакеты, а из иных вытаскивать содержимое, чтобы прикинуть возможные комбинации и образы, то есть занялась рифмоплётством. И вот тут-то Положительный Заряд Счастья, налившись энергией Маруси Рындиной, которая мощным целенаправленным потоком потекла к нему прямо из стратосферы, оторвался наконец от края термосферы и пулей направился в экзосферу, откуда начал распространяться вдоль своей орбиты, окутывая земной шар.
Глава 12
В которой Полина совершает подвиг, Дима Дима чихает на общество, а Генрих IV теряет голову
Дима Дима был бодр, свеж, весел, разве только отяжелевшие мешки под глазами выдавали недавние его кутежи, усы, чуть вздёрнутые с краёв, придавали лицу выражение расположения и на этот раз блестели не глянцево, а матово. Борода была чуть короче обычного и слегка – как если бы накинули на неё тончайшую паутинку – посвёркивала светоотражающими частицами укладочного средства. То же наблюдалось и на бакенбардах. Одет он был в бледно-розовую рубашку, которая едва не хрустела, до того была свежей, мелкий крапчатый рисунок, который при ближайшем рассмотрении оказывался крошечными единорожками, вызывал желание потискать их обладателя и даже немного посюсюкать с ним. Впрочем, волшебные лошадки паслись лишь на треугольнике, поверх тёмно-коричневой жилетки, да на манжетах, выглядывающих из-под вельветовых рукавов густо-песочного пиджака, который составлял весьма благородное сочетание с темно-синими со стрелкой брюками. Что и говорить, образ Димы Димы не имел ничего общего ни с бразильской фазендой, ни – Боже упаси – с викингом, на этот раз он представлял из себя замысловатую комбинацию русского монархиста и британского хипстера, где 97,6 % принадлежали монархисту, а оставшиеся 2,4 % – хипстеру, коего атрибуты были единорожки и укладочное средство. Говорил Дима Дима на чистом русском, если не считать время от времени повторяющегося «оке», что в массе от общей речи и должно соответствовать 2,4 %, если бы кто-то взялся вывести такое соотношение.