Рапанов обвёл глазами присутствующих с торжеством, в котором угадывалось достоинство короля, огромное и тяжеловесное, как Индо-Гангская равнина. Но как Индо-Гангская равнина покоится на Евразийской литосферной плите, так и гордость Рапанова была подпираема ничем иным как страхом, ведь его подарок любовнице трудно назвать королевским – всего-то кроссовер в классической комплектации из тех, что были в наличии у дилера, что же касается поместья, то оно досталось возлюбленной от прошлого поклонника и имело капитализацию куда более внушительную, чем кроссовер. Но гости, склонные, как многие «хомо сапиенс», судить поверхностно, видели лишь то, что Рапанов горд, мы же, зная поднаготную, перечислим все слои пирога, начиная с его основания, и скажем, что Рапанов был страшно горд, к чему любовница добавила бы, что в эту минуту ещё и страшно красив, а супруга – что страшно озабочен, и это последнее качество она простёрла бы далеко за пределы минуты, охватывая ровно тот кусок времени, как в жизни её муженька появилась любовница. Какое-то время все три эпитета составляли прочную конструкцию тетраэдра, благодаря чему Рапанов сохранял свой чинный вид, но едва гость перешёл к супруге Генриха IV, а ею оказалась королева Марго, и описал, хотя и в общих чертах, её любовные похождения, рядом с которыми адюльтеры супруга казались детской шалостью, то красота и гордость, взяв друг друга под руки, потихонечку слиняли с рапановского лица, оставив только озабоченность.
– Но влияние Габриэль на короля, – заметил рассказчик, – отнюдь не означало, что сам он не был себе на уме: наследника родила вторая жена – Мария Медичи.
– Бог мой! Куда же делась фаворитка? – не выдержала Зарина, в то время как Рапанов затянулся сигарой и, больше не проявляя интереса к разговору, погрузился в свои мысли.
– Отравили, – ответил питоновый гость, – король надел ей на пальчик обручальное кольцо, а сам, прямо в тот же день, попросил прислать ему портрет Марии Медичи… Финита ля комедия! М-да… а ведь Габриэль была беременна четвертым ребенком.