– Да потому что это круто. Я вообще не верил до того момента, как ты, ну, в вагон вошёл.
Аё вздыхает тоже, озадаченно чешет основание правого рога.
– Вот же дети пошли! Ну и чего тебе теперь от меня надо?
– Н-не знаю… О, а ты можешь из метро выходить?
– Ну разумеется! Смею заметить, ты тоже не круглые сутки дома сидишь.
– Тогда… может, проводишь меня? Ну, до дома от метро…
– По тёмному району?
Никита виновато сопит, как рыжий ёжик. Кажется, это его первая реакция на любой вопрос.
Аё же со свойственной истинным монстрам проницательностью и капелькой доставшегося от прабабки ясновидения констатирует:
– Поздним вечером в пятницу полтора квартала мимо трёх пивных ларьков и одного общежития. Замечательно! Куда смотрят твои родители?!
– Папа в командировке, а мама думает, что я у друга в соседнем доме… И в общем… Так проводишь?!
– Нет.
– Почему? Тебе-то что, ты же монстр! – с обидой в голосе возмущается Никита.
– Я, конечно, монстр, но мне категорически, подчёркиваю, категорически! запрещено волноваться перед сном! У меня тонкая душевная организация и хрупкая нервная система. И дурная наследственность. Одна моя тётка, двоюродная, и вовсе… Впрочем, не хочу о ней. Так что и не проси. – Аё скрещивает руки на груди и демонстративно отворачивается, чуть не снеся рогами шляпку сидящей рядом с Никитой девушки.
– Тоже мне монстр… – Никита зеркально повторяет его жест, хотя без оленьих рогов это выглядит не столь убедительно. – Монстр, который сам всего боится.
– И что? – не оборачиваясь, отзывается Аё. – Во-первых, не боюсь. Опасаюсь последствий. А во-вторых, люди меня сами должны бояться. А моё отношение – дело десятое.
– И вообще, два из трёх ларьков уже будут закрыты, когда мы приедем.
– И что?
– И общага у нас тихая, там через дом от них – полицейский участок.
– Ну и?
– И автобусы ещё ходят. От остановки идти всего пять минут.
– Вымогатель.
– Ну, я же тебя вызвал, и ты сам спросил, зачем!
– Учти, это первый и последний раз.
– Я больше не буду так поздно один ехать, честное слово!
Глаза у Никиты честные-честные, совсем как когда он стоял с родителями в кабинете у директора после того, как первого сентября в первом классе разбил стекло шкафа в кабинете. Лбом одноклассника.
…– Первый и последний раз, первый и последний, – бормочет Аё всю дорогу до Никитиного дома.