– Чего ты хочешь от меня? – Егор не срывался на крик, но тембр его голоса буквально вибрировал от злости. – Я ее из г*вна вытащил. Да, я каждый день по морде получаю, чтобы обеспечить ее жизнь! Хотя она мне никто.
– Я требую, чтобы ты хоть изредка навещал девочку, – как всегда, громко ответила баба Шура.
Стася сразу же догадалась, что разговор на повышенных тонах касается непосредственно ее персоны. Услышанное показалось настолько унизительным, что она едва не расплакалась. Жгучие слезы выступили на глазах, и девушка, пытаясь с ними справиться, упрямо замахала ресницами. Только пылающие щеки нельзя было остудить.
Так вот, значит, как он думает о ней.
«Никто…» – звучало пусто и безразлично.
– Ты же сама вызвалась ее воспитывать. От няньки отказалась. Я нигде не подписывался читать ей сказки и подтирать сопли, – в этот раз голос Аравина прозвучал еще грубее и чуть громче.
Стася закусила нижнюю губу, больно врезаясь в нее зубами. И будто не замечая этой боли, сосредоточенно вслушивалась в диалог на кухне.
– Я не вечная! Как вы потом без меня будете? Ты ее почти не знаешь, – мольба в голосе бабы Шуры звучала настолько неожиданно для Стаси, что та даже засомневалась, она ли это сказала.
– Не нагнетай, пожалуйста, – отчеканил Аравин в ответ.
Фразы Александры Михайловны по поводу смерти всегда пугали Стасю, а по скупому ответу Аравина его отношение к бабушке определить она не смогла.
– Я говорю, как есть. Перестань думать исключительно о себе!
– Я не стану приезжать. Мне абсолютно плевать на все, чем она занимается, – услышав очередную порцию негатива, Стася поморщилась. – Я выполнил просьбу Алисы. Все! Пускай растет и наслаждается жизнью. Но без меня. Не требуй от меня большего.
– Какой же ты циник, – в последней фразе бабы Шуры послышалось едва различимое отчаяние.
За быстрыми тяжелыми шагами последовал громкий стук закрывающейся входной дери. Решив, что это Аравин, наконец, убрался из их дома, девушка порывисто вбежала на кухню.
Не хотел он спорить с бабой Шурой. Но ее требования относительно девчонки, что стало неожиданностью для самого Аравина, его взбесили. Надо было просто отказать, а не вдаваться в объяснения, оправдывая самого себя. К чему это? Он и правда не чувствовал себя обязанным поддерживать какие-либо отношения с девчонкой, которую они приютили.