– Аттестат отличный… – вслух сказала она, будто огласила важный приговор какого-то суда и вернула его мне. – Света у нас активистка, мэр класса, газеты рисует, песни поёт на мероприятиях. – начала перечислять она все мои заслуги. – Правда, конечно, с физкультурой у неё есть определённые проблемы, но… – призадумалась она.
Я нервно заёрзала на стуле, но вида не подала, прекрасно понимая, что не уколоть меня своей грёбаной физкультурой она ну никак не могла. Анка, как мы её все прозвали за глаза, была не только нашей классной руководительницей, но и учителем великого, как ей казалось предмета – её величества физкультуры. Она без разбора ставила ребятам в журнал тройки и двойки за несданные или плохо сданные нормативы. Не умеешь бегать стометровку на время или метать мяч, если даже и отличник по всем остальным предметам, без зазрения совести влепит годовую четвёрку. Так она поступила с Юлькой Абрамовой в шестом классе, запоров ей похвальный лист единственной годовой по физкультуре, зная, что мать Юльки работает в нашей школьной библиотеке, а папа – учитель русского, но в другой параллели. У меня с Анкой тоже отношения были совсем не гладкие: бегать на время я не любила, не могла и не хотела, а кроссы вокруг территории школы, учитывая то, что нужно было кусок пути бежать ещё и в гору, были для меня самой большой мукой, поэтому через четверть, но, чтобы выходила годовая пять, она ставила мне четвёрки, искренне считая, что я этого абсолютно не заслуживала. Моим родителям это не нравилось, но они практически не вмешивались, за исключением одного случая в восьмом классе, когда Анка, окончательно, видимо, офигев, и желая показать свою значимость, хотела ляпануть мне зимой в четверти четвёрку, зная, что в декабре я свалилась с гриппом и еле-еле поднялась в новогоднему празднику, который по иронии судьбы организовывала именно я. И эта мадам имела совесть звонить целую неделю и справляться не о моём здоровье, а чуть ли не требовать от моих родителей, чтобы я перестала болеть в такое для неё нужное время. До сих пор помню её повелительный тон, доносившийся из трубки:
– Света, нельзя ни в коем случае срывать праздник! Ты меня поняла?! – и вновь повторила. – Поняла, Света?!
В классе у единиц был дома телефон: у кого он был – отчаянно завидовали тем, у кого его не было и наоборот. И Анка повадилась нам названивать практически каждый день, за исключением, конечно, выходных. Выходные для неё были священными днями – днями её отдыха, когда и нам воспрещалось ей звонить. Поэтому лично для меня наличие телефона, висевшего у нас в коридоре, было сущим проклятием. Сама Анка в школе появлялась очень редко, но по телефону каждый раз пыталась меня выспросить, что же произошло в классе в тот или иной день, кто что сделал или сказал. Ябедничать и доносить я не любила, но Кольку и Антона, которого тоже терпеть не могла, с радостью сдавала. Классуха их потом ругала при всех на классных часах, а пацаны сидели и недоумевали, кто же их сдал. К слову, меня никогда они в этом не подозревали. А ведь зря.