Те, кто принимал непосредственное участие в настоящем судебном процессе (например, тот почтенный торговец зерном, который не умел ни читать, ни писать, но который знал все о воле Богов и поэтому громче всех выдвигал свои обвинения), несомненно, были убеждены, что оказывают большую услугу обществу, избавляя город очень опасного члена так называемой “интеллигенции”, человека, чье учение могло привести только к лени, преступлениям и недовольству среди рабов.
Довольно забавно вспомнить, что даже при таких обстоятельствах Сократ защищал свое дело с такой потрясающей виртуозностью, что большинство присяжных было за то, чтобы отпустить его на свободу, и предположили, что его можно было бы помиловать, если бы только он отказался от этой ужасной привычки спорить, дискутировать, пререкаться и морализировать, короче говоря, если бы только он оставил в покое своих соседей и их любимые предрассудки и не беспокоил их своими вечными сомнениями.
Но Сократ и слышать об этом не хотел.
“Ни в коем случае”, – воскликнул он. “До тех пор, пока моя совесть, до тех пор, пока тихий внутренний голос велит мне идти вперед и указывать людям истинный путь к разуму, я буду продолжать останавливать для разговора каждого, кого встречу, и буду говорить то, что у меня на уме, невзирая на последствия ”.
После этого не было другого выхода, кроме как приговорить заключенного к смерти.
Сократу дали отсрочку на тридцать дней. Священный корабль, совершавший ежегодное паломничество на Делос, еще не вернулся из своего путешествия, и до тех пор афинский закон не допускал никаких казней. Весь этот месяц старик тихо провел в своей келье, пытаясь усовершенствовать свою систему логики. Хотя ему неоднократно предоставлялась возможность сбежать, он отказывался идти. Он прожил свою жизнь и выполнил свой долг. Он устал и был готов к отъезду. Вплоть до часа своей казни он продолжал беседовать со своими друзьями, пытаясь разъяснить им то, что он считал правильным и истинным, прося их обратить свой разум на духовные вещи, а не на вещи материального мира.
Затем он выпил стакан цикуты, улегся на свое ложе и разрешил все дальнейшие споры вечным сном.
На короткое время его ученики, несколько напуганные этой ужасной вспышкой народного гнева, сочли разумным удалиться со сцены своей прежней деятельности.