Церковь, которая в конце концов была построена на развалинах древней империи действительно представляла собой сочетание двух противоречивых интересов. С одной стороны, он выступала как защитник тех всеобъемлющих идеалов любви и милосердия, которым учил сам Христос. Но, с другой стороны, она оказалась неразрывно связанной с тем сухим духом провинциализма, который с начала времен отделял соотечественников Иисуса от остального мира.
Проще говоря, она сочетала римскую эффективность с иудейской нетерпимостью и в результате установила царство террора над умами людей, которое было столь же эффективным, сколь и нелогичным.
Чтобы понять, как это могло произойти, мы должны еще раз вернуться ко временам Павла и к первым пятидесяти годам после смерти Христа, и мы должны твердо осознать тот факт, что христианство началось как реформаторское движение в лоне еврейской церкви и было чисто националистическим движением, которое вначале угрожало правителям еврейского государства и никому другому.
Фарисеи, которым довелось быть у власти, когда Иисус был жив, понимали это слишком ясно. Вполне естественно в конечном счете они опасались окончательных последствий агитации, которая смело угрожала поставить под сомнение духовную монополию, основанную ни на чем более существенном, чем грубая сила. Чтобы спастись от уничтожения, они были вынуждены действовать в духе паники и отправили своего врага на виселицу до того, как римские власти успели вмешаться и лишить их жертвы.
Невозможно сказать, что сделал бы Иисус, если бы был жив. Он был убит задолго до того, как смог организовать своих учеников в особую секту, и не оставил ни единого письменного слова, из которого его последователи могли бы сделать вывод о том, что он хотел, чтобы они сделали.
В конце концов, однако, это предохранило от лицемерия.
Отсутствие письменного свода правил, определенного набора предписаний и правил оставило учеников свободными следовать духу слов своего учителя, а не букве его закона. Если бы они были связаны записями, они, скорее всего, посвятили бы всю свою энергию теологической дискуссии на вечно заманчивую тему запятых и точек с запятой.
В этом случае, конечно, никто, кроме нескольких профессиональных ученых, не мог бы проявить ни малейшего интереса к новой вере, и христианство пошло бы по пути многих других сект, которые начинаются со сложных письменных программ и заканчиваются, когда полиция выбрасывает торгующихся теологов на улицу.