Звон в ушах сменил озноб, иголками поднявшийся к затылку по позвоночнику. Мужчина глазами нашёл скамейку и метнулся к ней. Ноги подкосились, и он с шумом бухнулся на деревянную поверхность. На лбу проступила испарина волнения.
Он не понимал, что с ним происходит. Жалел, что пришёл. Непонятный ужас сковывал движения и мучил изнутри. Шумно вдохнув воздух, он ощутил запах хвои. Загоревшееся волнением лицо обдало свежим ветром с открытого окна.
– Чего только не надумают люди, а потом я виновата в том, что вы доводите себя до инфаркта, – девушка с умилением почесала шею ворону, не обращая внимания на страдания мужчины, – Это же надо уметь, так пугаться без всяких на то причин. Зачем пришёл, если боишься? Дыши.
Мужчина, игнорируя вопросы, прислушался к совету. Дрожащими пальцами он снял капельки пота со лба и сделал несколько вдохов-выдохов. Овладев собой, он понял, что ведёт себя глупо.
– Прости меня, Ил, – он поторопился встать со скамейки, смотря на девушку исподлобья. Стало стыдно за то, что забылся, где находится, и за то, что дал слабину перед собственными страхами. – Я не боюсь.
Голос чуть не подвёл владельца, но мужчина уже более уверенно смотрел на Ил. Девушка никак не реагировала на недостойное для здорового мужчины неумение контролировать себя с самого начала.
«Наверное, она много повидала таких, как я, колеблющихся и потерянных». Так он себя утешал.
– Ииил, – гаркнул ворон, распушив перья и прикрыв пронзающие душу глаза-бусинки. Мужчина снова вздрогнул, но тут же оправился и вытянулся во весь рост, всем видом показывая, что уважает хозяйку дома. Шея сама тянулась к полу, не позволяя выпячивать подбородок.
– Я слушаю тебя, – Ил отвернулась от ворона и ясными глазами посмотрела на гостя. Седые волосы тихо поднимались и опускались на ветру, спускаясь шёлковыми прядями по плечам, завёрнутым в плотную шаль. И снова мужчина вздрогнул, внутренне злясь на себя за нерешительность. Сосновый воздух успокоил и прояснил голову, взяв верх над волнением. Сухой язык прилип к нёбу. Просить воды неудобно.
Он знал, что ему здесь не обрадуются, но не был готов так близко чувствовать безразличие Ил ко всему окружающему и к себе самому. Её тепло предназначалось только ворону, остальных ждала лишь холодная стена равнодушия. Так принято было считать в забытом Богом поселении.