– А где Кулябина? – спрашивает толпу Харина.
Я перевожу на неё взгляд и отмечаю, что девушка довольно улыбается, а широкая зататуированная ладонь Арса лежит прямо между её ног. Его пальцы уже пробрались под узкую полоску шорт и медленно поглаживают то, что, в общем-то, не должны гладить прилюдно.
– Они с Ежом пошли пописать, – отвечает кто-то, отвратно при этом смеясь.
Мне мерзко. Я морщусь и отворачиваюсь, понимая, что не могу больше находиться в этой компании. Встаю со стула и плетусь в палатку, зная наверняка, что едва ли смогу сейчас быстро уснуть.
– Оль, ты уже спать?
– Да, – отвечаю Жанне, которая проводит время веселее меня, общаясь с кем-то не из наших.
– Я чуть позже приду, – кричит, чтобы я точно услышала.
И я не отвечаю ей, не беспокоясь особо. Зайцеву никто не обидит – это факт. Полгруппы влюбленных парней, готовых глотки друг другу перегрызть. Вот где проявляется серьезная забота о девушке – в соперничестве.
Забравшись в свой спальник, я подкладываю руку под щеку и закрываю глаза, стараясь уснуть. Но яркие картинки противно вспыхивают в сознании, и я вижу густую выгнутую бровь, сталь в глазах напротив и презрительную усмешку, что вновь и вновь разрывает моё сердце.
Внутренности болезненно скручивает, а к глазам подступают слёзы, но я даю себе мысленного пинка и стискиваю зубы.
Он не тот, о ком стоит вспоминать. Ты же забыла, Воронова! Забыла! С того дня прошла чертова прорва времени, уже не должно быть так остро внутри. Вытянула ведь иголку! Не колет!
– Лгунья! – шепчу в темноту, чувствуя горячую влагу, соскальзывающую из уголков глаз. – Лгунья.
***
Я пугаюсь раньше, чем понимаю, что происходит. Сердце судорожно колотится и захлебывается в собственном ритме, руки и ноги скованы спальником, а сверху неестественная тяжесть. Чужая рука плотно закрывает мне рот, не позволяя закричать, и в нос забивается терпкий запах спиртного.
– Не ори, сучка. Заорешь, я тебе горло перережу, поняла?
В палатке темно и ничего не видно. Шипение парня распознать невозможно, и я не знаю, кто это. Мне жутко страшно и крайне не хватает кислорода, но я всё равно силюсь рассмотреть лицо, в едва проступающем сквозь плотную ткань палатки лунном свете.
К моему горлу он прижимает что-то холодное, и я не уверена, что это нож, но рисковать не хочется.