Овергеон. Том 1. Карусель Отражений - страница 2

Шрифт
Интервал


И что не мало важно – готов ли ты бороться за свой яркий свет и возможность вносить эти краски… Сможешь ли ты сражаться за свою жизнь и победишь ли самого себя? Ведь всё вокруг происходит у тебя в голове… Не боишься ли ты нырнуть во тьму и вернутся из неё живым? Ведь испытание тени всегда самое сложное, но исключительно важное и необходимое. Хоть и постигается сквозь боль и ужас, оно даёт нам особую силу и лишь разжигает огонь и свет внутри нас сильнее, помогая отличать одно от другого и ясно видеть свой путь даже в непроглядном мраке. Кто ты, откуда и куда.

Таким вот образом мир и постигается живыми… создаётся… меняется… преображается, а те, кто говорят, что изменить его невозможно, просто не будут теми, кто его изменит. Хотя бы для себя.

Хотел бы ты попробовать?..»


…И не досмотрев до конца этот сон, увидев яркую вспышку света сквозь непроглядную тьму и смерч, словно не существовавших событий в его голове, протянув к свету руки… он проснулся…

Яркие сны сменил холодный ожог серых красок: выцветшие обои, что покрывали стены, казалось бы, сотни лет по их виду, пыльная комната напоминающая чердак заброшенного дома, темнота и белый свет из окна, что мог лишь скудно освещать этот мрачный уголок.

Проснувшись в таком месте, вы бы невольно подошли к окну наблюдать грустную осеннюю пору, или же беспросветный зимний полумрак. Однако лежавший на скрипучей тахте смог увидеть лишь мутные стёкла в одном единственном круглом окошке и бесконечную белизну за ними. Либо вне комнаты мира вовсе не существовало, либо окна не хотели показывать что-либо, что прячут за собой.

Тот, кто проснулся, почувствовал тяжесть, как если бы только что облачил свои мысли и чувства во что-то тяжёлое. Тут же почувствовал сильную головную боль, холодное постельное бельё; всё мятое и перевороченное, и жёсткий, в местах колючий шерстяной плед. Почувствовал, как по спине мог ползти паук или муравей или ещё что-то… точно он сказать не мог.

Не слышно щебета птиц с улицы, шелеста листьев на деревьях за окном, каких-либо разговоров доносящиеся откуда-нибудь далеко… Не было слышно абсолютно ничего. Одни лишь шорохи покрытых паутиной полок с разнообразием книг, старинных потёртых книг, что шептали друг другу свои лучшие страницы… неслышимые стоны мебели, что скучала по той эпохе откуда она сюда попала… бравада пыльных вещиц одна другой старше и важнее, и живое безумие мыслей, что витало в воздухе перед глазами…