– Ты не хочешь со мной дружить? – спросила девочка.
Агидель не знала, что ответить. Как признаться ребенку, что ее напугала старуха? А быть может, это была и вовсе не старуха, а привидение? Агидель погладила Злату по голове и с опаской подняла глаза. В дверном проеме все так же стояла жуткая бабушка. Ее широкая сорочка колыхалась по ветру, словно старуха вот-вот оторвется от пола и взлетит под потолок, наполнив веранду цепенящим душу хохотом. Однако ничего такого не случилось. Старушка вздохнула и, сделав два шага вперед, как ни в чем не бывало присела на табурет. «Человек», – подумала девушка, и ее щеки залились краской. В небольшой деревне, где все друг друга знали, Агидель впервые увидела незнакомую ей старушку и девочку. «Может, они недавно переехали? – поразмыслила девушка и тут же вспомнила слова Дины. – Неужели?!»
– Злата, внучка, поди переоденься, – добавила незнакомка, задержав взгляд на девочке.
Злата кивнула и, взглянув на Агидель, произнесла:
– Дождись меня.
Девушка как-то неуверенно кивнула головой. Здравый смысл твердил – «беги отсюда», но что-то останавливало ее, и Агидель не понимала что.
Злата скрылась из вида, оставив старушку и девушку наедине.
Незнакомка довольно тяжело встала с табурета и, сгорбившись, подошла к Агидель, протянув полотенце. Затем старушка медленно, скрипя половицами, зашаркала по полу, пересекла комнату и молчаливо скрылась в дверном проеме. Девушка тихонько, буквально на цыпочках, проследовала за старушкой, но входить в помещение не стала. Она остановилась в дверях и, обхватив руками дверной косяк, принялась наблюдать за старушкой.
Та хлопотала возле печки, в которой тлели ярко-красные угли. От высокой каменной печи, находившейся возле двери, тянуло теплом, и стена с противоположной стороны помещения нагрелась. «И лежанка есть!» – с восхищением подумала девушка, представляя, как Злата, лежа на теплой печке, коротала зимние дни. Старушка сняла с печи зеленый чайник, достала из деревянного буфета несколько чашек и поставила их на стол. Движения ее были неторопливые и плавные.
Заметив Агидель, старушка улыбнулась. По ее подбородку и щекам тут же забегали глубокие морщины.
– Присаживайся, дочка, я тебе чаю налью. С ромашкой, будешь такой? – с заботой промолвила старушка.
Агидель кивнула и осторожно, будто чего-то боясь, присела за стол, накрытый тканевой скатертью. На столе помимо чашек стояла крынка, прикрытая белой салфеткой, и лежало несколько засушенных ломтей белого хлеба, которые вероятно либо старушка, либо Злата макали в молоко. Живот Агидель заурчал, напомнив о голоде.