Запах гари забивает нос. Я закрываю глаза. По-прежнему не чувствую боли, словно ничего не произошло. Под правой рукой что-то шуршит и перекатывается по приборной панели. Чувствую, как касаются щёк обрывки бумаги: чертежи, схемы, маршрутные листы, отчёты и описи перевезённого груза – каждый житель терпящих бедствие регионов получал воду, запасы съестного, медикаменты, тёплые вещи и одеяла. Наползающая после катастрофы зима беспощадна. Видя грязновато-белые верхушки ледников, я знал, что каждый день они отвоёвывают всё больше плодородной земли у осиротевших, изгнанных и отрезанных от континента людей.
Сегодня мы должны были приземлиться на аэродроме возле Килкада, от которого грузы повезут в два ближайших города – Грейстонс и Уиклоу. Меня всегда наполняла гордость за то, что мы делали. За светившуюся надежду на простых лицах людей. За детский смех, когда среди коробок и пакетов обнаруживались собранные сёстрами милосердия игрушки. За слёзы на лицах больных, которым небо даровало ещё несколько дней сытой жизни.
Теперь оно словно выплюнуло нас на земную твердь. Хватило всего лишь одного снаряда, расчертившего наши жизни на до и после. Лёжа в обломках фюзеляжа под креслом и слыша рёв пламени, сливавшегося с угасающими криками Алефа, я изо всех сил пытался удержать сознание. Боль начинала заволакивать разум. Захлёбываясь в приступах кашля, я не мог отдышаться. Не мог повернуться. Не мог уцепиться за выбитую дверь. Не мог стереть кровь с лица. Тело не слушалось! Оно казалось словно скованным вечными льдами – онемевшее и навеки застывшее…
Смутно помню, как меня вытаскивали из-под обломков. Голоса спасателей сливались с шипением пламени, когда его заливали пеной. Резкий химический запах, смешанный с удушливой гарью. Я видел уцелевшие остатки почерневших от копоти изодранных тюков в грузовом отсеке. Видел лицо Алефа цвета эбенового дерева. Спешащих к нему медиков в серых спецкостюмах похожих на пластиковые мешки.
– Не поворачивайте его на живот, – прохрипел я. – У него там было ранение, он может начать задыхаться.
– Марк де Верн? – над моим ухом послышался сухой официальный тон. Я дождался кивка одного из медиков и перевёл взгляд к задавшему вопрос.
– Чего надо, кэп? – я ненавидел штатских, и они отвечали мне холодной взаимностью. На нижнюю часть лица и шею мне надели фиксирующий воротник, и из-за него мой голос звучал глухо, словно из преисподней.