Всякий раз Ая говорит себе – это никогда не изменится, потому что люди не меняются, они взрослеют, матереют, стареют, но их генный код остается прежним и лишь продолжает раскручиваться, как свернутая в тугой клубок пружина. Ая заставляет себя смириться, замкнуться в себе на период их радужных возлияний, но что-то взрывается в ней, трезвой, вновь и вновь при виде всех существ, влюбленных в штабеля выстроившихся в холодильнике бутылок и желающих хотя бы временного погружения в их содержимое.
Она говорит себе: «Все, хочу не видеть этого, не иметь его в облаке своей жизни, не переживать эти часы с видом незамечания, хочу свободы от алкогольной магии рядом, хочу свободы, живой, свеже-дышащей, искренне смеющейся, свободы, ликующей без допингов, светящейся как солнце каждый день, свободы своих духа и тела, хочу любви, а не ЛюГоля». Ая плачет, кричит, заламывает в бессилии ру-ки, хрипит небу: «Всё-о-о-о», а оно не отслаивается, как на солнце сгоревшая кожа, оно там, глубоко, в самой ее крови и кормит ее изнутри.
Тогда она начинает бежать вовнутрь, ищет укромные уголки своей самости, где пытается «спрятаться» от ЛюГоля и жить в себе, не открываясь, накручивает прозрачный слюдяной кокон вокруг себя, чтобы сохранить хотя бы что-то в себе, что ещё сможет верить, чувствовать, любить и творить. Оно там, глубоко внутри, в каплях Аиного детства, которые воспроизводят ее ежедневно. Они дышат, пока дышит она. Они умрут только вместе с нею. Надо только услышать их хрустальное пение в сундучке своей уставшей кожи. Они – это и есть Ая. Ее бесконечная Любовь вместе с перебродившей примесью тысячелетнего ЛюГоля.
***
Глава 1. Ая
Ая слишком долго жила этим, чтобы решиться однажды облечь его в словесные символы. И так мало дышала им, чтобы позволить себе такую наглость, как написание об этом рассказа, повести или романа. Пережившие подобное не захотят еще раз окунуться в этот омут и отшвырнут сей опус. Несведущие, а потому счастливые тем романтическим счастьем, которое живет только в книгах, картинах и фильмах, побоятся замарать белое полотно своей удачливости, а потому брезгливо щелкнут пальчиком в перчатке по бумажной корочке, укрывшей Аины воспоминания.
Пестовало ли их, ее воспоминания, счастье? Да. Но иное. Не то, которое ищут, а то, которое не замечают, не чувствуют его запаха, не слышат его дыхания. Ая не искала его. Оно всегда было с нею. С первой секунды зарождения в этом мире. Она приняла его таким, каким оно ей явилось в виде её судьбы, нашпигованной плюсами и минусами, впрочем, наверное, как и у всех.