– Сеньор Леон. Вы должны понимать, что человек очень сложная система и до конца не изученная. Мы не знаем многих процессов, происходящих в теле человека, а тем более в его душе. Я вам рассказывал, что понимание жизни с точки зрения религии, не сильно отличается от новых открытий в медицине о душе. Она бессмертна, и, если это так, то выходит, что в этой жизни вы проходите уроки, не усвоенные в прошлых своих воплощениях. Мы должны узнать, где вы совершили ошибки, какая причина ваших жизненных трудностей, и поверьте, двигаемся мы в правильном направлении, но эта дорога длинная и сложная. И….у вас болит указательный палец?
– А… Да… Периодически его сводит судорога. Не понимаю почему, – Леон опять стал разминать палец.
– Вы умеете обращаться с оружием, Леон, – Дин внимательно посмотрел на пациента.
– Нет, что вы. Никогда не брал его в руки. У меня, можно сказать, патологическая неприязнь любого оружия. Я ненавижу насилие и даже не могу смотреть, как охотятся на животных. Мы даже перестали общаться с моим другом детства. Он заядлый охотник и его рассказы меня всегда раздражали своей жестокостью, – по лицу Леона пробежала судорожная гримаса презрения.
– Хорошо. Тогда приступим. – Дин сел в кресло напротив пациента, положил диктофон и собрался с мыслями.
– Я вам доверяю, доктор. Давайте тогда продолжим, – Леон немного расслабился, положил руки на подлокотники кресла и закрыл глаза.
Дин спокойно и медленно проговаривая слова, как будто случайно щелкнул пальцами и погрузил Леона в его воспоминания.
– Где вы сейчас находитесь?
– Я гуляю в лесу и играю с детьми с соседней фермы.
– Сколько вам лет, Леон, и как вас зовут?
– Десять. Меня зовут Клаус… Клаус Вагнер.
– Давайте отправимся дальше. Вы уже взрослый человек. Сколько вам лет сейчас? Чем вы занимаетесь?
– Мне 18 лет. Я поступил на службу в армию, – Леон говорил молодым, но строгим голосом.
– Какой сейчас год, Клаус?
– 1917 год. Идет война. Меня отправляют на восточный фронт, в Латвию.
– Что с вами происходит через шесть месяцев после отправки на фронт?
– Я тяжело ранен… Лежу в госпитале…. Я военнопленный… У меня забинтовано все лицо… Жгучая боль в левом глазу… За мной ухаживают русские сестры милосердия. Они очень добрые. Я не вижу их лиц, но у них такие мягкие и нежные руки. Они гладят меня, когда делают перевязку и что-то говорят, но я не понимаю их речь, – лицо Леона расплылось в улыбке.