«Написанные слова точат особое искусство».
– До нашей эры говорил один мудрец.
«Вместе с этим растет душевное чувство» —
Это ему передал всевышний Отец.
Днями и ночами мудрец ковал из слов чудеса,
В тихой глуши, общаясь с Богом.
Разрывал замкнутость того колеса,
Упрощая законы жизни, во времени строгом.
Открывались ему дороги с сокровищами.
Всем он смысл давал.
Знал схожесть и разницу между вещами
И каждый предмет, по имени его называл.
Мудрец хотел весь мир описать, в своей истории.
Но золотые годы ему дали знать,
Что мир живой и строит свои новые категории
И смертному не дано все на свете познать.
Мудрец согласился с мнением мира
И сжег на костре, все очерки жизни, уйдя на покой.
Бог признал в человеке, своей судьбы командира.
Ибо писать о многом-не у всех удел жизни такой…
Шёл я полем, лесом, за неизвестным интересом.
Нагадала путь мне и сказала идти искать.
Наблюдал, шагая, за окружающим процессом,
Разрешая ветру волосы ласкать.
День за днем бродил слепо, я по миру,
Рассматривая окружающую лиру.
Звуки птиц, шуршание листвы сочетающе играли.
Веселым путешествие мое, этим создавали.
Солнце и Луна играли в салки,
Плыли облака по небу, в образе русалки.
А я все шел безмолвную дорогой,
Нагаданную мне гадалкой строгой.
Путь привел меня на берег, к морю и ее волнам,
Где кружили чайки белые все там.
Голое пространство простирало свободу горизонта,
Рисуя картину прозрачного купола от зонта.
«Где же тот интерес, что тайною покрыт?»
Закричал я во весь голос, аж чайки в небе напугались.
Но не был мой вопрос открыт.
Лишь волны с шумом на берег спускались.
Огорченный, я смотрел в ту даль, провожая день.
За горизонт уходило солнце, создавая тень.
На песке сидел я, вглядываясь в пустоту
И разговор вел сам с собой, на искренность и чистоту.
На небе звезды загорелись и пришла луна.
И ясный свет взошел с морского дна.
Тут все море стало полностью светиться.
Я встал с песка и начал необычности такой дивиться.
Я в жизни видел все но такое впервые.
Интерес мои глаза заставил поморгать.