Волин покачал головой.
– Сурово. «Здесь спрашиваю я». Вы правы. Все верно. Прошу прощения.
Я уловила его усмешку – уж слишком почтительно и церемонно. Почувствовала себя задетой и не сумела этого скрыть. Насупилась:
– Есть еще вопросы? Дать мои явки и адреса?
Он кротко заверил:
– Вопросов не будет. Вас понял. Ограничусь ответами.
Я с независимой усмешкой пожала плечами. Что означало: готова принять капитуляцию. Спросила:
– Вы трудитесь с удовольствием?
– Разумеется, – кивнул он со вздохом. – Иначе зачем мне эти галеры?
И доверительно пояснил:
– Прожить за столом свои лучшие годы, не испытывая при этом кайфа, может только душевнобольной.
– Классик назвал эти галеры «высокой болезнью». Ведь не случайно?
Он сказал:
– То – классик. А я – другой.
Не подступишься к этому господину! Но он, заметив, что я смутилась, смягчился:
– Хочу, чтоб вы меня поняли. Не надо рассматривать наш с вами труд, как наитие свыше, как священнодействие. Надеюсь, что я – профессионал. Как видите, вовсе не прибедняюсь. Быть профессионалом – немало. Но – не величественно. Обойдемся без причитаний и придыханий.
Я по инерции возразила:
– Сказал же Александр Сергеевич: над вымыслом слезами обольюсь.
Волин покачал головой:
– Без исполинов шагу не ступите. Сразу – то Пастернак, то Пушкин. У этих людей свои заботы, у нас – свои. Ничего похожего. Как я догадываюсь, журналистика для вас – суровая повседневность, а потаенная мечта – изящная словесность. Не так ли?
Я покраснела:
– Нет журналиста, который не мечтает о книге.
– Так я и думал, – Волин вздохнул. – Не мне вас осаживать и укорачивать, могу лишь подать дурной пример, но – вас поразил опасный вирус.
Я сухо сказала:
– Вполне сознаю. От этого нисколько не легче.
Мне было трудно сосредоточиться, точило какое-то беспокойство. С грехом пополам, сердясь на себя, я завершила свое интервью. Когда я собиралась откланяться, он неожиданно проворчал:
– Не исчезайте на веки вечные. Если возникнет у вас охота – зайдите. Буду рад вас увидеть.
Не понимая, какой должна быть моя реакция, я сказала, что занесу ему номер журнала, в котором будет помещена наша сегодняшняя беседа.
Волин сказал, что свои откровения читать ему, в общем, необязательно, а вот с моим персональным творчеством был бы и впрямь рад познакомиться. Эти слова меня удивили.