– Если бы хотел, неужели ты думаешь, он отпустил бы Катю так легко? – легкомысленно сказал тогда Платон.
Логически размышляя, можно было с ним согласиться, прошло уже полтора года, как Платон и Катя жили вместе, теперь они были женаты, она ждала ребёнка, и, действительно, желай Никитский что-то сделать, он делал бы это сразу, как Альбина, что же откладывать? Или он такой необычайно хладнокровный и дальновидный стратег, что выжидал момента, чтобы ударить? Это возможно. Но… только если он был бы одержим целью мстить, или страстной любовью, но и то и другое как будто не о Никитском. Хотя откуда мне знать, что в действительности о нём?
И всё же мне не хотелось говорить с ним об этом странном деле и обнаруживать свою заинтересованность, обнажать отношения с Платоном, Таней… Так не хотелось, прямо, как мнительная старуха. Конечно, я мог бы поговорить с любым другим прокурорским следователем, но не сомневался, что Никитский неизбежно узнает об этом, и что я выиграю в результате? Проиграю. Так что я отправился всё же к Никитскому.
– Что ты говоришь? Дело Курилова? – спросил Никитский. – И что там?
– Да, понимаешь, Таня Олейник была… на опознании, не опознала, но, оказалось, ошиблась, мы тут по зубам установили его.
– Ну ошиблась и ошиблась, ерунда, бывает. Что тебя взволновало-то? – сказал Никитский.
– Да понимаешь, Олег Иваныч, Кочарян её в подозреваемые взял.
Никитский расхохотался.
– Да ты что! Ох, я не могу… я чего ей убивать-то его? Что есть за что?
– Там завещание есть.
– И богатое наследство?
Пришлось дождаться, пока он отхохочется.
– Да не знаю я, Олег Иваныч, насколько мне известно, нет, она куда состоятельнее. Но…
– Ладно, понял я, – сказал Никитский. – Я узнаю всё, расскажу тебе.
Приятно было иметь с ним дело, надо сказать. И на следующий день он сам приехал ко мне на Хользунова. Приехал, конечно, по своим делам, но зашёл ко мне и по моему делу.
– Здорово, Валерий Палыч, – он протянул руку для пожатия и сел на диван. – Я быстро, спешу, уж прости. Узнал я насчёт твоей Тани. Там… вишь ли, действительно, есть улики. Свидетели.
– Свидетели чего? – я раскрыл рот, уронив ручку со стола, потом оказалось, перо треснуло, пришлось выбросить «Parker», линолеум так и остался с пятнами.
Никитский посмотрел на меня своими рыжеватыми глазами.