Часть I. Ересиархи новгородские
Тускло звякнули кандалы. Афанасий проснулся. В нос шибануло зловонием: еще бы, которые сутки ходит под себя. Руки и ноги скованы, шею держит железный ошейник с короткой цепью, прикрепленной к кольцу в стене. Обложили, будто медведя, почти невозможно шевелиться.
Вокруг тьма египетская, только светится серая полоска окна под потолком узилища. Значит, уже утро. Или вечер. Он потерял счет времени.
– Афанасий, слышишь пение?
Брат Федул из Юрьева монастыря. Тихий, невзрачный. Его-то за что сюда? Неужто и он мочился на иконы?
Перед глазами предстала картинка. Яркая, точно вчера виденная. Отец Григорий, высокий, дородный, с розовыми тугими щеками, густо обросший начинающей седеть бородой, ведет его, гостя, в отхожее место, первым поднимает испещренную жирными пятнами рясу, долго и с шумом выпускает струю, бесстыдно сопровождая громкими ветрами. Афанасий, морщась, занимает его место над зловонной дырой, но не успевает начать, увидев, как в глубине ямы светится золотом лик.
– Они, они, – басит отец Григорий. – Не ошибся.
Пораженный Афанасий отшатывается от ямы.
– Что, не можешь? – усмехается отец Григорий.
– Святые иконы, – шепчет Афанасий. – Святые иконы…
Больше он не в состоянии ничего вымолвить.
– Да где тут святость? – гремит отец Григорий. – Идольское порождение, погань языческая! Отцы наши Перуну кланялись, а мы другого истукана отыскали. Только теперь шабаш, хватит. Пора православную веру возрождать, очищать от ереси. Тут нельзя церемониться: или они нас в яму, или мы их.
– Афанасий, Афанасий, – снова позвал брат Федул. – Неужто не слышишь?
– Нет.
– А я слышу. Чудный хор, ангельские голоса. Как чисто поют, сладко выводят. Ничего в жизни красивее не слышал!
– Да ты спишь, поди, брат Федул. Во сне и видишь некошное.
– Не-е-ет, не сплю. Знаешь, что сие означает, Афанасий?
– Блазнится тебе всякое, с перепугу или от слабости.
– Не-е-ет, это ангелы за мной пришли. Видно, пробил мой час.
– Не гневи Бога, брат Федул.
– Да разве так его прогневишь? Хочу рассказать тебе что-то. Послушай…
Его голос заглушило скрежетание ключа. Дверь с пронзительным скрипом отворилась. Рыжий свет факела показался Афанасию ярче солнца. Он зажмурился.
– А ну, поднимайтесь, – раздался голос надсмотрщика. Того самого, что каждый день приносил узникам по куску хлеба и крынке тухлой воды.