«Не знает Руси князь, – думал Афанасий. – Заперся в монастыре, ушел в книжную премудрость, а настоящей жизни не видел. Вот он наш народ – добрый да богобоязненный».
На пятый день отправились в путь до света. В такую глубокую рань на улице деревни еще не было ни души. Сладко спали застрешные воробьи, сонно мотали головами коровы под навесами, даже злые псы цепные, пробрехав всю ночь, забились кто в конуру, кто под крыльцо и, уткнув в лапы влажные носы, позабыли обо всем на свете.
Дорога шла через частый молодой ельник, щедро поросший кудрявыми кустами можжевельника. Розовые лучи юного солнца только осветили верхушки елочек, как из-за кустов на дорогу выбрались лихие людишки. Четверо числом, один другого краше – оборванные да замурзанные, но в руках топоры и кистени.
– А ну, боров, скидавай крест! – заорал один из них, тыча топором в сторону отца Алексия. – Тебе столько золота на пузе таскать несподручно, а вот нам оно очиння к месту придется.
– Негоже забавиться, – возмутился Афанасий, – святой человек перед вами. Неужто не видите!
– Ой, святой, – зареготали разбойнички. – От праведности брюхо наел пуще борова. Али от постов так опух, батюшка?
– Вы православные или татарва какая? – крикнул Афанасий. – Бога побойтесь, если на людей плюете. Уходите с дороги, дайте проехать.
– Заткнись, поповский подголосок, – зарычал другой разбойник, взмахивая кистенем. – Тебя забыли спросить. Знаю я ихнего брата, в монастырском селе вырос. С детства спину гнул, чтобы отцы благочестивые могли жрать в два пуза и пить в три горла. Вот где у нас сидит вера ваша вместе с вашей святостью! – он хлопнул себя по заднице, громко выпустил злого духа и зареготал.
Это вывело Афанасия из терпения.
– Брось кистень, дурачок! – крикнул он, вытаскивая из подводы припрятанный меч. – Поранишься с непривычки.
Разбойник ощерился, сиганул к Афанасию и со всего маху опустил кистень на то место, где тот был мгновение назад. Отпрыгнув в сторону, Афанасий скачком переместился за спину разбойника и пинком в зад опрокинул его на землю. Оглушив упавшего ударом по голове, он вырвал кистень из разжавшихся пальцев и повернулся к оставшимся разбойникам. Те, не ожидавшие такой прыти от инока, несколько мгновений оставались с распахнутыми от изумления ртами, а затем с трех сторон ринулись на Афанасия.