«Расскажем про могилу ребе Боруху», – решили хасиды, сделали зарубку на ветле у дороги, чтобы при надобности отыскать место, и поспешили в Меджибож.
Много, ох как много хочет рассказать хасид своему ребе. Поведать о делах, спросить совета, услышать благословение. Но ребе иногда мыслит по-иному, чем хасид предполагает. Так и на этот раз больше всего ребе Боруха заинтересовала могила в лесу.
– Я хочу ее увидеть своими глазами! – воскликнул он. – Собирайтесь, поехали.
Ребе велит, хасид выполняет. Холеные лошадки быстро домчали коляску до зарубки в лесу. Да, пружинные рессоры это вам не деревянные колеса обычной телеги. Хасиды даже не почувствовали дороги, а ведь на пути в Меджибож печенки у них вытрясло на ямах да колдобинах.
Ребе Борух долго стоял перед могилой. Хасиды почтительно молчали, отступив на шаг. Когда цадик прикасается к вечности, обыкновенному еврею надо держаться подальше.
– Надо разузнать о Мойше, сыне Амрама, – наконец произнес ребе Борух. – Думаю, крестьянам окрестных деревень должно быть что-то известно. Поехали.
И покатила коляска по проселочным дорогам, от села к селу, от деревни к деревни. Хасиды только диву давались, как много они успевают сделать за какие-нибудь полчаса. При обычных обстоятельствах на расспросы крестьян одного села ушло бы не меньше половины дня. А тут раз, два, три – и уже вьется пыль за околицей, несут лошадки, мягко раскачивая коляску на ухабах. Время возле цадика течет по-другому, и пространство тоже не совсем то, к которому мы привыкли.
Увы, никто из крестьян даже не слышал о могиле в лесу. День начал клониться к вечеру, когда мельник, осыпанный мукой, точно хала, готовая к посадке в печь, вдруг вспомнил:
– В деревне Ставница живет древний дед Грицько. Никто уже не помнит, когда он родился. Грицько про всех в округе знает, все на его глазах выросли.
И коляска покатила в Ставницу. Солнце зависло над кромкой леса, идут, бегут минуты, а Светило, точно приклеенное, касается краем верхушек деревьев, но ниже – ни-ни!
Грицько, седой, точно лунь, украинец с длинными усами и совершенно лысой головой, спал на лежанке.
– Диду второй день, как занемог, – объяснила молодка, встречая гостей.
– Ты его внучка? – спросил ребе Борух.
– Та ни, яка ще внучка, – замахала руками молодка. – Внучкой была моя мамка.