– Ну да.
Сели под деревом на скамью, Фёдор обнял Надежду и поцеловал её в губы, надутые, словно бант. Их руки нашли друг друга, как американцы золото, объявив войну индейцам и начав сражение с ними. Вытеснение вглубь. «Писсарро делал фотографии своей души и проявлял снимки на полотнах. Его, конечно, можно называть художником, но он больше фотограф, как и Сёра. Тот ставил точки. Все его картины из мини-смертей. Смотреть картины Сёра – испытывать оргазм, не один, серию, сериал». Прошли мимо голуби, дети, полицейские. Солнце зашипело стейком на небе, испустило сок, то есть кровь. Перевернулось и продолжило готовиться, желая быть поданным к столу Мие и Винсенту, чтобы они потом танцевали и взяли кубок, испив из него фильм «Криминальное чтиво», двигающийся вспять. Покинув лавку, они пошли дворами, нашли заброшенный грузовик, «Студебеккер», сели в кабину, покрутили руль, понажимали педали, будто даже поехали. Застыли. Стали думать себя, переходя друг в друга. Коснулись ногами, бедрами, вздрогнули, будто глотнув коньяк. «Мысль – это семя, потому нет женщин-философов. Мышление – секс. Книга, фильм или картина – ребёнок. Он шевелит на небе руками, ногами и головой. А пупок его – звёзды. Солнце. Но это пупок господа нашего бога, который – вечное и великое в небе дитя». Надя поуправляла ещё американской машиной и сказала:
– Нерусских, китайцев и американцев больше, чем армян или грузин, глупо думать иначе. Просто маленькие нации – это гиганты, которые не раздробились на десять и сто людей. Тел больше, но душ, вероятно, меньше. Вот и всё.
Они закурили сигарету, превратили её в дым и поняли душу и тело: тело рождает душу и насыщает ею человека и небо. Надежда поправила платье, обнажившее её бедра, но Фёдор поймал её руку и не дал довести дело до конца. Он поцеловал её ладонь и прижал её к своему животу.
– Лечишься?
– Да, – сказал он.
Он принял её тепло, исцеление, от середины и центра заструил их до окраин, до рук и ног, где единственная радость – выпивка, драка, рамсы. Девочки иногда. «Феллини показывал через объектив камеры, что он – звезда, он не поглощал мир, а освещал его. Согревал, создавал. У Пазолини на месте Солнца и Альфы была чёрная дыра. Он поглощал мир и втянул в итоге в себя антимир. Там он и живёт до сих пор. Мир – это борьба Пушкина и Лермонтова, Гёте и Клейста, Толстого и Достоевского, Феллини и Пазолини. Но они немыслимы друг без друга. Пушкин живёт себя, Лермонтов живёт остальных». Надежда положила голову ему на плечо, зашептала понятные только всем людям слова. Фёдор занёс в телефон: