В качестве противоядия предлагаются получение ярких позитивных эмоций, особая диета, смех, равно как и плач, путешествия, активный поиск нового партнёра по жизни.
Евгарий расценивает печаль как результат «обманутых или неудовлетворенных желаний». В данном случае мы имеем совершенно отличный подход: потеря чего-то важного, как это трактует современная психология, воздействует на разумную часть сознания. Человек может порассуждать о важности или неважности утерянного, методом замещения «возместить» утраченное, попытаться найти позитивный смысл в новом состоянии утраченного. Однако быть свободным от нового «приступа» печали невозможно. Таким образом жизнь человека является чередой сменяющих друг друга состояний радости и печали и повлиять на этот процесс мы не в силах.
По Евгарию, печаль возникает, когда происходит раздражение желательной части души. Если же к этому присоединяется еще и эмоциональная окраска как раздражение яростной области сознания, то печаль переходит в уныние, на современном языке в депрессию. Из чего следует, что эмоции можно и следует подавлять и при приложении определённых усилий достичь беспечального состояния или блаженства. «От природы гневливая часть души должна бороться за наслаждения, к которым стремиться вожделеющая часть души», – наставлял Евгарий.
Печаль свойственна эгоистам и самодовольным людям. «Не печалится воздержанный, что не удались снеди, и целомудренный, что не успел в задуманном неразумно непотребстве, и негневливый, что не возмог отомстить, и смиренномудрый, что лишен человеческой почести, и несребролюбец, что потерпел утрату». Из этого следуют и некоторые практические выводы, например, в области экономики. Инвестиции, по мнению, некоторых американских экономистов представляют собой «лишние деньги», т.е. деньги, прежде всего сэкономленные за счет «скромной» жизни и, уже после, вложенные в рост.
Пристальное внимание философов к осмыслению ментальных феноменов или сознания в последние десятилетия подстегивается еще и дискуссией о возможности или невозможности создания искусственного (машинного) сознания. Ему соответствует принятое с середины прошлого века понятие Artificial Intelligence или искусственный интеллект в русском переводе.
Эту проблему не обошли стороной ни Д. Сёрль, ни остальные. И этот диспут выходит за рамки чистой философии как «любви к мудрствованию». Так или иначе возникают достаточно практические вопросы: будет ли создана антроподобная машина, помощник и со-деятель человека? А может это будет собеседник? Насколько возможна синергия человека и машины? А может робот и полностью заменит человека в некоторых ситуациях?