И возникает парадоксальная ситуация. В. Эрн упрекает трансцендентальную мысль в ее бесчеловечности: она свободна от всего реального, человеческого, национального. Такая мысль «пачкается», если ее мыслит феноменальное существо – человек. По характеру упреков становится ясно, что именно внутри феноменального открывается нам ноуменальное. «В себе, в метафизической глуби своего существа»[16] обретаем мы истину – уникально и личностно. Но если это так, то нужно смириться с тем, что пути к ноуменальному всегда не универсальны. Персонализм, который развивает В. Эрн, запрещает для логизма универсальную экспансию, запрещает проецирование русского опыта за его пределы – в древнегреческий и восточно-христианский мир, запрещает обличительный тон и критику рационализма. В свете Личности мир принципиально личностен и феноменален. Таков основной тезис философии В. Эрна. Но как же тогда русское, персонифицированное, самобытное философствование оказывается тем, что может себя обнаруживать в мире и истории. Ведь ноуменальное у В. Эрна всегда уникально, индивидуально. Оно – само творчество и свобода. Взгляд В. Эрна ориентирован как бы поверх феноменального и при этом из его собственных глубин. Но этих глубин ему и не достает, и он прибегает к соотнесению несоотносимого и индивидуального, к универсализации принципиально неуниверсализируемого. Ноуменальность (в том смысле, в каком ее понимает В. Эрн) запрещает разоблачительный пафос его философствования. В результате борьба за Логос оказывается поражением Логоса.
Таков своеобразный итог славянофильства, которое в лице В. Эрна в конечном счете подгоняет проблему национального самоопределения под штампы культа европейского универсализма, созданного греческой мыслью. Идеи В. Эрна свидетельствуют об агрессивных устремлениях философии поздних славянофилов, стремившихся под влиянием греческой философской традиции придать своей мысли тотально-универсальный характер, сделав ее мыслью, господствующей в христианском мире, по аналогии с западным рационализмом, который вырос из традиции следования греческим образцам универсального философствования. Устремление философии славянофилов к самоопределению реализовалось также в русле греческого принципа универсальности мысли, хотя и содержало внутри себя иную возможность. Само стремление к универсальности русской мысли, к ее исходной соизмеримости с чем-то отличным от нее было роковой ошибкой философствования славянофилов.