Именно в регионе между Дору и Миньо[41] Португалия как земля показывает свой высокогорный и ясный рельеф. И именно там поэтому нам следует изучать Ландшафт как психический источник Нации.
Тот, кто взошёл на Марау[42], на самую её вершину (1400 м. над уровнем моря), где возведена часовня Носа Сеньора да Серра[43], видит, глядя вдаль, до самого края восхода тёмную и гористую землю Траз-уш-Монтеш[44], а между северо-востоком и северо-западом зеленеющую землю Миньу. Потом глядит поближе и замечает в том же направлении соседние земли Тамега, которые похожи на Траз-уш-Монтеш своими изрезанными линями и на Миньу зелёным и радостным цветом своих долин и лугов.
Мучительная драма Траз-уш-Монтеш и буколическая идиллия Миньу Тамега соединяются в уникальном пейзаже, который является подлинным пантеистическим памятником лузитанскому гению.
За исключением равнин Алентежу, однообразных, как будто укутанных ночью исполинских и древних мавританских снов, и обнаженных долин Траз-уш-Монтеша в их иудейской желтой и бесплодной враждебности, португальский пейзаж[45] почти везде походит на пейзаж, окружающий Тамегу.
Между Доуру и Миньу – это сердце Португалии, связанное брачными узами с врождённым чувством Нации.
Отражение пейзажа в человеке деятельно и постоянно. Ландшафт не представляет собой неодушевлённую вещь, он обладает душой, которая воздействует с любовью или болью на наши мысли или чувства, изменяя их, и какой бы ни была его собственная сущность, его смутное и неясное качество, он обретает в нас нравственное и сознательное действие.
Поэтому ландшафт играет огромную роль в нашем существовании: он имеет над нами такую же власть, как наследственность, силу, равную силе духа наших предков.
Без изучения его нравственного влияния на человека, я уверен, познание человеческой души будет неполным, останется в тени природа и происхождение некоторых чувств и инстинктов[46] (красоты и преступления, например, в их пантеистических формах), определённых изменений, от которых мы страдаем, некоторых черт, которые мы приобретаем, и т. п.