То ли потому что немец видел непритворную паническую реакцию мамы, то ли по какой-то другой со стороны необъяснимой причине, но он не тронул маму и, открыв дверь, выпустил её, поцеловав на прощание в губы.
Вернувшись на своё рабочее место, мама не сразу пришла в себя, продолжая работать скорее машинально, чем осознанно. В голове у неё одновременно поднялся целый рой мыслей. Да, он был немец. Он был немец, имевший абсолютную власть над ней. Она могла сопротивляться и не допустить его к себе, и он мог взять её силой. Но он не сделал этого. И это смущало больше всего. И он, и все немцы и румыны показали, на что они способны. Они все звери. Румыны ещё большие звери, чем немцы. По крайней мере те, кто был в лагере. И в гетто. Они все ненавидят евреев. В эту ночь она спать не могла. Она понимала, что немец не оставит её в покое, пока не добьётся своего. Но даже если она уступит, что будет потом. На это она ответить не могла.
Через две недели немец вновь позвал её к себе в кабинет. И опять он не тронул её. Правда, на сей раз он угостил её бутербродами с сыром и домашней колбасой, видимо, продукты из села. Так продолжалось несколько месяцев. Фаня видела, что нравится немцу. Но она также понимала, что он ведёт с ней игру, пытаясь расположить к себе. Ей это говорило о том, что немец скорее всего не извращённый истязатель и даже не безжалостный садист. Но при любом раскладе он был чужой. Он был врагом, из тех, кто уничтожал её людей. И он мог сделать с ней всё, что пожелал бы. Она была бессильна хоть что-либо возразить ему. Она была просто узница, почти рабыня. А он был хозяин, её хозяин.
Они сошлись в ноябре. Так получилось, но она психологически уже была к этому готова. Она должна была выжить, пусть даже таким способом. К тому же он ни разу не проявил себя по-хамски и всё это время вёл себя по отношению к ней уважительно. Он даже высказывал время от времени, что в другое время они могли стать друзьями. При этом он совершенно уверенно говорил, что никогда не был антисемитом. Просто такие настали времена. И хотя Фаня была уверена, что у них не может быть продолжения, немец не забывал её, и время от времени их свидания повторялись. Фаня узнала, что немца звали Генри. Его предки были баварцами. Около полутора века назад они, по приглашению Екатерины II, приехали в Поволжье, но после Октябрьской революции были вынуждены переместиться в Украину, от греха подальше. Здесь они стали заниматься пивоварением. Благо в районном центре, где они жили, находился пивоваренный завод. Родители его недавно умерли, а так как семьи у него больше не было, когда началась война, он понял, что хотел бы вернуться на свою родину, в Германию. На фронт он идти не хотел. А здесь, в лагере, ему было почти хорошо. Он никого не истязал, никого не избивал. В худшем случае мог накричать и отправить заключённого в карцер. Фаня знала, что это правда. По крайней мере из того, что видела и знала о нём сама.