– И то дело, – удовлетворённо произнёс Афанасий, – а у тебя он будто зверь какой…
– Зверина и был. Видел бы ты его! Как только с ссыльными определились, отправилась комиссия эта излишки отбирать. А какие у мужика излишки? Так, запас на зиму. И пошло. Голодранцев, конечно, не тронули, а тех, у кого было что взять – раздетыми во двор выгоняли. С тем и уехали, а чекистов своих оставили. Чтоб от колхоза никто не увернулся.
– А что, – стал допытываться Стеклов, – в комиссии этой только евреи были?
– Только не только, а мне, пацанёнку, одного хватило, главного. Возненавидел я их с тех пор люто: жидовню эту и власть советскую. А вы с Витькой смотрите. Или со мною к немцам на службу, на полное, значит, довольствие, или к ним же за колючую проволоку. Савелий Матвеич – свой человек. Послал уже за кем надо… Ну всё, хватит разговоров. А жидёныша запрём, чтоб не сбежал. Только куда ему бежать? Леса да болота кругом.
Оказавшись под замком в тёмном помещении, Михаэль бросился к окну. Его ждало разочарование: окно было забито, и ставни закрывали его снаружи. Вот почему здесь так темно, хотя ещё не ночь.
Деваться некуда, хочется жить, но приговор объявлен, и надеяться не на что.
Михаэль сел на пол, прислонившись к стене и обхватив руками голову. Несмотря на отчаянное положение, усталость взяла своё, и он забылся тяжёлым, полным странных видений сном, в котором перемешались живые и мёртвые. То Игнатьев, держа в руке вместо револьвера Звезду Героя, подзывал его к себе, то, оголив бесстыдно бёдра, улыбалась Маша, а в стороне стояли, качая головами, Николай Дмитриевич и Лазарь Борисович… А потом появилась Клава в светлом шёлковом платье. Точно такое было у его матери. Клава взяла Михаэля за руку, и они пошли куда-то вдвоём. Михаэль пытался узнать, куда они идут. «Как куда? В Вологду», – засмеялась Клава и смолкла, потому что путь загораживал Николай Парфенов. Оторвав Михаэля от Клавы, Николай стал трясти его за плечи, почему-то приговаривая: «Да проснись же ты!» Но Михаэль никак не мог проснуться.
Наконец он открыл глаза. Савелий Матвеевич стоял над ним. В комнате сделалось светлее, и можно было разглядеть человека.
– Ну и сон у тебя! – сказал староста. – Не добудиться никак.
В руке Савелий Матвеевич держал небольшой топорик. «Достаточно, чтобы зарубить», – подумал, сжавшись внутри, Михаэль.