Стоящий за спиной женщины, КАА, не двигается. Молчит, только рука, сжимающая букет словно окостенела. Идет минута, другая, третья, еще, еще, еще… Он подходит ближе, не прикасаясь к женщине, по одному выкладывает на могилу весь букет. Цветы переплетаются в каком-то странном рисунке, понятном лишь ему одному. Губы его шепчут что-то, может молитву, может заклинание, может…. Все. Он поднимает женщину и бережно усаживает ее на скамеечку. Садиться рядом с ней, обнимает и ждет. Женщина долго приходит в себя. Под носом у нее струйка крови, КАА подает платок. Кровь потихоньку приливает к щекам…
– Я что, сознание потеряла, – голос слаб и тих.
– Было, ненадолго.
Странное дело чувствовать себя снова. Вроде даже как легче. КАА сидит рядом и курит. Смотрит на меня. Достает из пакета пластиковые стаканчики и бутылку водки. Конфеты, несколько бутербродов. Разливает водку по трем стаканчикам, из одного тут же поливает цветы. Один, полный подает мне – я беру вместе с кусочком бутерброда. Смотрю на него. Выдыхаю и проглатываю двумя большими глотками, и пока вкус не ударил, заедаю бутербродом. КАА смотрит куда-то за горизонт. Неведомо откуда взвивается ветер и устраивает из опавших листьев фонтанчики. КАА улыбается, и медленно, маленькими глоточками пьет, не отрываясь, как апельсиновый сок. Берет конфеты, угощает меня, съедает сам. Все остальное относит на могилу. Потом берет гитару и начинает играть. Узнаю «Вальс цветов». Потом «Осень» и следом «Дождь», и как по заказу, на последних аккордах песни начинается теплый, совсем как летний дождь. КАА подхватывает гитару, меня под руку и почти заставляет бежать к выходу. Я пытаюсь сказать ему про пакет и сумку, но оказывается, что КАА когда-то успел прихватить и ее, а пакет он оставил кладбищенским бомжам. Там остались еще водка и закуска. По неписаным правилам, которые вполне могут существовать только в нашем городке, бомжи, вроде как присматривали за могилами, на которых оставались такие подарки.
Мы выбежали из ворот. Дождь, словно наколдованный КАА, лил как из ведра. Пять минут танцев у обочины, и видавший и местные виды, и заграничные дороги «Опель» притормаживает около нас. Не спрашивая цену и желания водителя, он называет адрес. Машина трогается, а он откидывается на сиденье и закуривает. Я промокшая насквозь, ищу хоть немного тепла и поэтому прислоняюсь к его плечу и, смотрю куда-то за окно. Всего за несколько минут прошедших с начала, дождь превращает проезжую часть в горную реку. Водитель беззлобно материт погоду и проезжающих встречных водителей, но скорость ниже девяноста не сбрасывает. Я молча пугаюсь этого мастерства, и каждый раз сильнее прижимаюсь к КАА. Рядом с ним мне спокойнее. В уме я прикидываю, что следует сказать его матери, когда мы с ней встретимся, пока до меня не доходит, что адрес, который назвал КАА – мой собственный. Я размышляю недолго, но потом понимаю, что КАА в очередной раз принял самое верное решение, а мои возмущения были бы сейчас совершенно напрасными, да и просто глупыми.