Это была лучшая черта Влада: умение сохранять в любой ситуации наивное спокойствие, сосредотачиваться на чём-то малом, достижимом. В школе его упрекали за нехватку амбиций, за отсутствие уверенности в себе и так далее, но мне всегда казалось, что его способ жизни намного более высок и совершенен, и я по-хорошему завидовал ему. Он сохранял мышление ребёнка, в то время как меня всё сильнее сковывала сложная паутина того, что люди называют ответственностью.
Уплетая титановыми ложками консервированную гречку с мясом, мы продумывали дальнейшие варианты действий. Влад, похоже, полностью поверил в появление и последующее исчезновение человека в клетчатой рубашке. Один этот факт оказал на меня столь сильное успокаивающее и ободряющее действие, какое вряд ли дали бы мне сейчас самые лучшие лекарства. Как всё-таки важно человеку быть услышанным, как важно, чтобы кто-то тебе верил, верил без доказательств.
Мы решили начать движение обратно к смотровой площадке, но теперь пройти по долине, правый пологий подъём которой сейчас образовывал гребень, приведший нас сюда. Договорившись в случае новых происшествий сразу нажать кнопки браслетов, мы собрали мусор в рюкзаки, скатали коврики и двинулись в путь. Чёрный шар (нагревшийся уже до температуры воздуха) я засунул в боковой карман брюк.
Обратная дорога оказалась на удивление лёгкой и приятной. Вместо камней, канав и щёлкающей травы под нашими ногами расстилался ковёр рыжего мха. Жизни здесь было гораздо больше, чем в ущелье: над головой летали насекомые, справа и слева глаз постоянно ловил быстрое движение – маленькие обитатели долины перебегали от укрытия к укрытию, потревоженные нашим появлением.
У первой группы деревьев нас встретили синсиды, подвижные ловкие создания, похожие на полосатых белок. Они выискивали что-то среди кочек, но, завидев нас, длинными прыжками устремились к дереву и моментально забрались на самый верх. Оттуда, раскачиваясь на концах тонких веток, синсиды пристально смотрели на нас и негромко перещёлкивались. Большие чёрные глаза, бордовый с жёлтым мех, длинный пушистый хвост – не удивительно, что они стали так популярны.
Деревья встречались всё чаще. Крупные растения с кривыми, узловатыми стволами цвета миндаля и тонкими гибкими ветвями; высокие прямые ели, покрытые тёмно-красными иголками полуметровой длины; небольшие акации, ощетинившиеся острыми шипами… Листья оранжевые, золотые, бурые; сухих не найти: упав с дерева, они за неделю превращаются в пыль, впитываются живым ковром. Практически под каждым деревом – грибы, несколько шляпок, насаженных на одну ножку: маленькая, над ней ещё одна, побольше – и так до самого верха. Угольно-чёрные, в жёлтых и рыжих пятнах. Их мы обходили, поскольку все справочники и плакаты кричали об ужасной ядовитости грибов и запрещали даже прикасаться к ним. Эти многошляпочные киакимориусы (обычно их звали кикиморками) были одним из символов Аномалии, а также источником сырья для лекарства, окончательно избавившего землю от простуды – сладких капель с ёжиком на упаковке, знакомых каждому ребёнку.