Утро не предвещало ничего хорошего – первым уроком стояла геометрия. Ради того, чтобы избежать ее, Ника готова была неделю выводить трели на гитаре у моста, потеснив тех, кто разживался там мелочью таким же способом, распугивая прохожих и всячески унижаясь. Она вспомнила, как по окончании десятого класса они в Витой в зловонном школьном туалете жестоко разделались с тетрадкой, причинившей им столько неприятностей – тройки по самостоятельным, душещипательные беседы с родителями и препирательства с учительницей. Во время той экзекуции за ними и восхищенно, как за взрослыми и крутыми, и высокомерно, как за тронувшимися, наблюдали второклассники. Марго в это время что-то объясняла Алине – пессимистичной девочке, которая приклеилась к их троице и доставала Нику вечным нытьем о своих проблемах. В сущности, она поверяла свои горести только долготерпимой Марго, но Ника часто сидела рядом, поэтому против желания становилась слушателем. Это было почти так же противно, как реклама по радио.
Вернувшись к мыслям о предстоящем аде, Ника начла обдумывать план мести Римме Эдуардовне, учительнице алгебры, геометрии, а по совместительству даже черчения. Та была ухоженной и импозантной дамой на непременных каблучищах. Решая задачи, она вслух советовалась с собой и вызывала неудержимые приступы хохота у класса. С приятным чувством завершенного дела сверяясь с ответом, Римма Эдуардовна супилась, остервенело стирала каракули с доски и прорешивала пример заново, снова неверно. Наконец, прерывая эти мучения, ей помогал Кирилл – прирожденный математик, до того апатично сидевший на первой парте вместе с сестрой. Сестра отказывалась разговаривать с кем бы то ни было, но ни у кого не возникало закономерных вопросов, почему она учится в обычном классе.
Гораздо лучше высшей, средней и попросту низшей математики Римме удавались сплетни и рассказы о своих многочисленных кошках, благодарно принимаемые классом по время уроков вместо голгофы у доски. Но даже это меркло по сравнению с претензиями преподавательницы русского языка, говаривашей: «Я не обязана проверять ваши сочинения. Мне за это платят копейки». И списанные с интернета труды порой пылились на учительском столе месяцами. Еще интереснее дело обстояло с географом. Посередине урока, он, бубня что-то себе под нос, вдруг вскакивал и доставал изо рта вставную челюсть, шамкал, а потом возвращал ее на место. Он был по-настоящему интересным рассказчиком, но никто из учеников, даже отличница Маргарита, не в силах был слушать его блеклый шепот. Дети платили жестокостью за его неумение поставить себя. Откуда им, семнадцатилетним, которым еще ну нужно было брать у жизни взаймы, было знать о боли и одиночестве стареющего человека, всю жизнь проведшего на задворках событий?