– Откройся! – приказал он.
Наима повиновалась и образы полились стремительным потоком, вспыхивая странным пламенем, которое горело, но не обжигало.
Аббаса во Дворце не оказалось. Не нашла я его и в саду, разбитом перед дворцовыми стенами, не оказалось воина и на тренировочном поле, и в казармах. Следовавшая за мной буквально по пятам рабыня удивленно поглядывала на меня, пытаясь понять, кого мы ищем. Хотя, думаю, она догадывалась, что дело в Аббасе. А я шагала назад во Дворец и размышляла о том, почему именно сейчас, когда брат моего мужа так нужен мне, его нигде нет.
У дверей стояла стража. Завидев меня высокие мужчины, облаченные в доспехи из крепкой кожи, с мечами на поясах, низко поклонились. Я уже шагнула было мимо, но затем остановилась и смерила одного из воинов взглядом, после чего произнесла:
– Кто-нибудь из вас видел махариба (1) Аббаса?
Мужчины снова поклонились, а затем тот, кто находился ближе ко мне, проговорил:
– Менсувар принца Шаккара недавно уехал к скалам по приказу повелителя Вазира.
Когда он только успел дать такие распоряжения? Я только диву давалась, но ждать возвращения Аббаса не могла.
– К конюшням, – велела рабыне, и мы снова отправились в путь, так и не переступив порог Дворца.
Конный двор, где варвары держали своих лошадей, располагался далеко за стенами дворцового сада, чтобы запахи навоза не мешали повелителю и женам принца наслаждаться чистым воздухом и ароматом трав. Дворец строили, когда в стране был мир и воинство Вазира считалось непобедимой, самой главной силой, державшей в страхе и повиновении остальные большие города и страны, граничившие с королевством моего нового народа. Сейчас, шагая под палящим солнцем, я жалела о том, что конюшни располагаются так далеко. Идти было жарко и долго.
Полная решимости поговорить с Аббасом и попросить его выполнить мою просьбу, я отыскала главного конюха и велела подать мне лошадь. Он перечить не стал, глядя на свою госпожу, но взгляд его был немного странным, словно мужчина опасался сделать что-то не так и я подозревала, что едва покину пределы конюшни, он тотчас сообщит во дворец о моем отъезде.
«И пусть! – подумала я. – Все равно, так как прежде, уже не будет!».
Конюшни сейчас представляли собой жалкое зрелище. Опустевшие, они словно осиротели без своих обитателей, а я неожиданно поняла, рассматривая стойла, как много людей ушли на бой с моим мужем и как много их уже никогда не вернуться, не обнимут своих близких. От этих мыслей дрожь прошла по всему телу, и я закрыла глаза, чтобы не видеть всю эту пустоту, образовавшуюся не только вокруг меня, но и внутри, в моем сердце.