Пришлось даже вспомнить, как пользоваться косметикой. После рождения сына я обращалась к своей косметичке нечасто, а, видимо, зря. То, какими глазами смотрел на меня Глеб, словно на незнакомку, ясно намекало, что стоило прибегать к макияжу почаще. И не для него, а для себя самой.
– Так-так, – проговорила, тем временем, Катя. – То грустишь, то улыбаешься… что там у тебя такое происходит в голове?
Я поймала себя на том, что мне не хочется отвечать на этот вопрос. Мешала глупая гордость: все знакомые считали мой брак идеальным, как, в общем-то, и я сама еще сегодня утром. И признаться сейчас в том, как вся моя жизнь в одночасье рухнула, казалось чем-то… ужасно постыдным.
Но вместе с тем, мне все же нужна была чья-то поддержка.
Я помедлила, мысленно выбирая выражения, чтобы не звучать так беспомощно и жалко, как себя и ощущала, но в итоге просто сказала:
– Глеб мне изменяет.
Я ожидала, что подруга удивится. Скажет что-то вроде стандартного: «не может быть!». Но она молчала, задумчиво пожевывая нижнюю губу. И это отчего-то меня пугало.
– Ничего мне не скажешь? – не выдержала в итоге я, мужественно натянув на лицо храбрящуюся улыбку.
Мелькнула даже страшная мысль: а я ведь и не знаю, с кем именно изменяет мне муж. И сколько их вообще? А что, если среди них есть мои знакомые… и даже подруги?..
Руки невольно задрожали и я, чтобы это скрыть, схватилась за бокал с водой.
Катя же наконец подняла на меня глаза и задумчиво проронила:
– Не хотела тебе говорить, но видела Глеба как-то раз с одной расфуфыренной мадам… Подумала тогда, что они, наверно, просто знакомые. А выходит вот оно как…
– А с чего ты теперь взяла, что не просто знакомые?
– Ну, она на нем тогда буквально висла…
Меня пробила дрожь отвращения. Я разгладила машинально юбку платья, показавшись вдруг себе самой смешной и глупой в этих потугах выглядеть лучше. Привлекательнее…
Но куда мне было до всяких расфуфыренных дамочек?..
– Слушай, а может, по бокальчику? – предложила Катя. – Тебе уже можно?
– Уже – да. И можем даже бутылочку взять.
Мысль хоть чем-то залить, заглушить эту бесконечную душевную боль, была крайне соблазнительной. Нет, я не собиралась доводить себя до ужасного состояния, всего лишь хотела ненадолго расслабиться. Отпустить все то, что давило и уничтожало…
Ужин уже подходил к концу, когда к нам приблизился официант и протянул мне бутылку белого.