Становится самой Женькой.
И мама получает по полной.
Хотели взрослого человека? Наслаждайтесь. Держите, переходный в десять. Заказывали? В полной красе и динамике! С некоторым опережением графика, зато от всей драконьей души. Развлекайтесь! Кричите! Можете даже швырнуть в стену что-нибудь тяжелое. Ваши болевые точки давно нащупаны – мы не промахнемся. Ругайтесь. Впадайте в отчаяние. Наказывайте.
Ты только не уходи больше в себя. А то… как неживая. И, мам, мне страшно.
– Ты слышишь? Мам, ты меня вообще слушаешь?
А еще можно набрать пряников и конфет из жестяной банки, задвинутой в верхний угловой шкаф. Приставленный к плите стул легко решает проблему труднодоступности вредных лакомств. Набитый живот прозрачным уже не назовешь. Да и дракоша стихает, осоловевший от ударной дозы сладкого: тут уж не до войн за эмоции.
Бабушка-гомеопат была бы в ужасе. Либо, что скорее, назвала бы это липкое обжорство симптомом, встроив живую Женьку в классификацию своих пациентов. А Женька – это Женька.
Не симптом.
Не – как это бабушка говорит? – не… конституциональный тип.
Не переходный возраст.
И…
Не дракон.
С папой Женька совсем другая. Ни о какой бестелесности тут речи не идет. Они оба живчики. Мяса в суп добавь, и побольше! Хохот, возня, азарт и суматоха. Громкие чипсы в кинотеатре и сосиски для бродячих собак, двойки по окружающему и подмигивание из-за маминого плеча. Ругань от души и примиряющие жмурки по всей квартире. Живчики – вообще, слово отличное. Очень плотное. Энергичное. Понятно безопасное.
Папа редко бывает дома, конечно.
Работа. Новый проект… Конкуренция…
Зато он обожает слушать Женькины истории: смеется взахлеб, шутит неприлично по-взрослому, даже помнит имена ее друзей.
А главное, за папу можно не бояться – уж он-то никуда не исчезнет. Не уйдет в себя, не будет прятать от Женьки непонятные слезы, не замолчит неожиданно на полуслове. Короче, с ним вообще ничего страшного не произойдет. Так что можно не бормотать по ночам слова молитв-заклинаний, не прятать в бельевых корзинах сплетенные обереги, не холодеть до пота, представляя свою жизнь без…
Папа понятный. И он – здесь. А мама…
Женька смотрит в книгу. Теребит пальцами разорванную страницу. Злость на маму отступила, и наказание чтением уже кажется вполне справедливым: не надо было доводить человека.