Более пятнадцати лет слова, написанные для женщин, и слова, которые женщины говорили, когда беседовали друг с другом, пока их мужья сидели в другой части комнаты, обсуждая работу, политику или септики, были про проблемы с детьми, или о том, как сделать мужа счастливым, или повысить школьную успеваемость отпрысков, или приготовить курицу, или сделать чехол для мебели. Никто не обсуждал, хуже женщины мужчин или лучше. Они просто были другими. «Эмансипация», «карьера» – эти слова звучали непривычно, даже непристойно. Их никто не произносил годами. Когда француженка по имени Симона де Бовуар написала книгу «Второй пол», какой-то американский критик прокомментировал, что она, по всей видимости, «не поняла, в чем суть жизни», и к тому же писала она о француженках. В Америке «проблема женщин» больше не стояла.
Если у женщины в пятидесятые-шестидесятые годы была какая-то проблема, она считала, что что-то не так либо с ее браком, либо с ней самой. Она думала, вот ведь, другие женщины довольны своей жизнью. Что же с ней не так, если она не ощущает загадочной самореализации, натирая чудо-машинкой полы на кухне? Она настолько стыдилась признаться в своей неудовлетворенности, что так и не узнала: многие испытывают то же самое. Если бы она попыталась рассказать об этом мужу, тот не понял бы, о чем идет речь. Впрочем, она и сама не полностью отдавала себе в этом отчет. Более пятнадцати лет американским женщинам обсуждать эту проблему было сложнее, чем секс. Даже у психоаналитиков для нее не было термина. Когда женщина приходила за психологической помощью, она говорила: «Мне ужасно стыдно» или «Я, наверное, законченная неврастеничка». «Не понимаю, что творится с женщинами, – с трудом признался один психиатр. – Хотя точно знаю: тут что-то не так, ведь в большинстве случаев мои пациенты – женщины. И их проблемы не связаны с сексом». При этом большинство женщин вообще не обращались за врачебной помощью. «Все нормально, – продолжали они себя успокаивать. – Нет у меня никаких проблем».
Но однажды, апрельским утром 1959 года, я услышала, как мать четверых детей, попивая кофе еще с четырьмя мамами в пригородном районе в пятнадцати километрах от Нью-Йорка, тоном тихого отчаяния произнесла «эта проблема». Все тут же поняли, что она говорила не о проблеме с мужем, детьми или домом. И до нее вдруг дошло, что это общая проблема, проблема, которой нет названия. Женщины робко и нерешительно стали ее обсуждать.