Спустя много лет, став редактором теленовостей, я задумалась о том, чтобы собрать все папины истории в одну книгу. Но тогда время еще не пришло.
– Не знаю, Дебала, может, когда-нибудь… – отвечал он.
А потом, спустя 70 лет после освобождения из Аушвица, он вдруг сказал:
– Знаешь, я думаю, мы должны их записать.
И, разумеется, это значило, что отныне на мои плечи лег груз точности и деталей. Боже, во что я ввязалась? Но стоило мне заглянуть на тот сайт, где с помощью папиной фотографии пытаются переписать историю, как у меня появились силы. И пусть на каждый лживый форум о Холокосте придется сто других, на которых говорят правду.
Я стремилась дополнить папины рассказы теми деталями, которые он уже не помнит, и прибегла к журналистским методам работы. В Жарки, его родном польском городке, их с семьей сперва закрыли в гетто, а потом отправили в Аушвиц. Я разговаривала с теми, кто знал его родственников до и после войны. Музеи и генеалогические центры от Вашингтона до Варшавы любезно помогли мне отыскать документы, пролившие свет на множество тайн. Я слушала старую запись бабушки Софи, и постепенно разрозненные осколки информации, подобранные мной в период взросления, сложились в единую картину.
Папа упомянул потрясающую находку из Яд ва-Шем, пролившую свет на тайну его спасения. Даже куратор музея признался, что документ их шокировал. Но на этом открытия не закончились. В одном из собраний очерков, напечатанных на иврите, рассказывалось об Израиле Борнштейне, моем дедушке. Отец всегда жалел о том, что почти его не помнит, но, когда мы прочли о невероятных подвигах и героизме дедушки, он начал жалеть об этом еще больше. Очерки написали его выжившие земляки. Вскоре и вы узнаете, почему в Жарки все знали, кто такой Израиль Борнштейн. Нам с отцом очень помог дневник, любезно предоставленный одним из горожан, который во время войны вместе с родственниками скрывался в бункере под домом местного фермера. Дневник был передан нам в частном порядке и содержит очень важные сведения о том, что происходило в городе и как с евреями обращались до и после немецкого вторжения.
И теперь, спустя 70 лет после того, как отец вышел из Аушвица навстречу советским кинокамерам, история моей семьи наконец-то будет рассказана с умиротворяющей уверенностью во всех перипетиях того, как именно ему удалось выжить. Погружаясь в то, что произошло с семьей во время Холокоста, мы с отцом стремились написать честную книгу. В ее основу легли события, произошедшие на самом деле, но не обошлось и без фантазии: мы дописали диалоги, додумали мысли и чувства, изменили некоторые имена и привели незначительные детали в повествовательную форму.