– Глупец, – пожала плечами Феофания. – Но почему именно сегодня? А не вчера или завтра?
– Я вчера получил письмо от преподобного Афанасия.
– Того, что с Афона? Только при чём здесь он?
– В письме он упрекает меня, что я обещал стать монахом, а стал императором.
– Какая неприятность, – с сарказмом заметила Феофания, начиная злиться, меж тем как Никифор был смирен и холоден.
– А ты знаешь, что однажды твой Афанасий притворялся неграмотным и назвался другим именем.
– Конечно, – пожал плечами Никифор, – он же от меня скрывался.
– А ты его разве убить хотел? Ты просто хотел с ним пообщаться. Вот тогда и надо было ему уговорить тебя стать монахом, а не трусливо прятаться. А ложь разве не грех?
Никифор поменялся в лице и с разворота ударил василису в лицо. Левая бровь её разошлась, алая кровь брызнула на белые простыни. Феофания закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Молчи, змея, – прошипел Никифор. – Ты не смеешь так говорить о святом человек, – и слугам – Лекаря!
Никифор встал с ложа, оделся и гордо ушёл.
Пришёл он к Феофании на следующий день, подарил перстень с красным рубином.
– Прости, августа, – сказал он, стараясь не смотреть на распухшее лицо василисы, на повязку на левом глазе, – как-то сорвался. Не хотел.
Правый глаз Феофании смотрел на Никифора с отчуждением и брезгливостью.
– Бог простит, – сказала она.
– Да. Апостол Павел говорит в своём послании к Ефесянам: «Так должны мужья любить своих жён, как свои тела. Любящий свою жену – любит самого себя. Ибо никто не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет её, как и Господь Церковь, потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его!»
– «Потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела», – Феофания мрачно процитировала послание Павла.
– Так ты простила меня?
– Если землетрясение разрушит храм, то всё по воле Его.
– Не обижайся. Надеюсь, что ты помнишь, что я тебе вчера сказал?
– Такое забудешь. Поступай, как знаешь, Никифор.
– Да, и ещё. Ты можешь спать с кем хочешь, но не на показ. И ни каких детей. Если появиться ребёнок, я изжарю тебя в быке вместе с ним, за прелюбодеяние. Понятно?
– Какой же ты, Никифор …
Она не договорила, оборвала себя, злые слёзы выступили из глаз.
Никифору Фоке тогда было пятьдесят один год, Феофании – двадцать четыре.